- Потому, что непроизвольное чародейство - это колдовство низшего сорта. Оно совершенно неподконтрольно. Если ты просто даешь силе своего разума полную волю, может случиться что угодно. Сила разума неподвластна морали. Доброе или злое в ней идет от тебя, а не от чародейства.
- Ты хочешь сказать, когда я сжег Эшарака, это был я сам, а не чародейство? - спросил Гарион. При одном воспоминании ему сделалось худо.
Господин Волк серьезно кивнул.
- Может быть, тебе будет легче, если вспомнишь, что ты же дал жизнь жеребенку. Эти два поступка как бы уравновешивают друг друга.
Гарион обернулся через плечо. Жеребенок бежал за ним, как собачка.
- Ты говорил, это может быть либо хорошее, либо дурное.
- Нет, - поправил Волк. - Само по себе оно не имеет отношения к этим понятиям. И оно никоим образом не подскажет тебе, как его использовать Ты можешь делать с его помощью все - вернее, почти все. Ты можешь сорвать вершины со всех гор, или перевернуть деревья корнями вверх, или сделать облака зелеными, если тебе заблагорассудится. Вопрос каждый раз в том, надо ли это делать, а не в том, можешь ли ты это.
- Ты сказал "почти все", - подметил Гарион.
- Я к этому подхожу, - сказал Волк. Он задумчиво рассматривал низко плывущее облако - обычный с виду старик в поношенной рубахе и сером колпаке, глядящий на небо. - Одно запрещено категорически. Ты ничего не можешь уничтожить.
Гарион опешил.
- Я уничтожил Эшарака, разве не так?
- Нет, ты его убил. Тут есть разница. Ты поджег его, и он сгорел. Уничтожить что-либо - значит попытаться его рас-создатъ. Вот это-то и запрещено.
- Что будет, если я все-таки попробую?
- Твоя сила обернется против тебя, и ты в то же мгновение исчезнешь.
Гарион сморгнул и в ту же секунду похолодел, вспомнив, как близко подошел к запретной черте во время стычки с Эшараком.
- Как мне определить разницу? - спросил он вполголоса. - Как понять, что я хочу просто убить кого-то, а не уничтожить его?
- Это не самое лучшее поле для экспериментов, - сказал ему Волк. - Если хочешь кого-нибудь убить, пронзи его мечом. Будем надеяться, что такого рода ситуация не будет возникать у тебя часто.
Они остановились у бегущего по замшелым камням ручейка и напоили коней.
- Видишь ли, Гарион,- объяснил Волк, - конечная цель Вселенной - создавать новое. Она не позволит тебе идти следом и рассоздавать то, что она с таким трудом создала. Когда ты кого-нибудь убиваешь, ты в действительности лишь видоизменяешь его. Ты превращаешь его из живого существа в существо мертвое. Оно никуда не девается. Чтобы рассоздать его, ты должен был бы начисто вычеркнуть его из мира. Когда ты чувствуешь в себе желание сказать кому-нибудь "исчезни", "сгинь" или "не будь", ты подходишь вплотную к грани, за которой саморазрушение. Это - главная причина, по которой мы держим свои эмоции под постоянным контролем.
- Я этого не знал, - признался Гарион.
- Теперь знаешь. Не пытайся рассоздать даже малейший камешек.
- Камешек?
- Вселенная не делает различия между камешком и человеком. - Старик сурово посмотрел на него. - Твоя тетка вот уже несколько месяцев пытается объяснить тебе, что нужно сдерживать свои чувства, а ты каждый раз начинаешь с ней воевать.
Гарион повесил голову.
- Я не знал, к чему она клонит, - сказал он виновато.
- Потому что ты не слушаешь. Это твой большой недостаток, Гарион. Гарион покраснел.
- Что было, когда ты первый раз обнаружил, что можешь... ну... делать это? - быстро спросил он, желая сменить тему.
- Это была глупость, - отвечал Волк. - Так всегда бывает в первый раз.
- Что это было? Волк пожал плечами.
- Я хотел сдвинуть большой камень. Рукам моим и спине это не удавалось, а вот разум был уже достаточно силен. После этого у меня не осталось иного выбора, кроме как научиться жить с этим, ибо, выпустив это наружу, ты уже не можешь запереть его обратно. С этой минуты жизнь твоя меняется, и ты должен учиться самообладанию.
- В это всегда все и упирается?
- Всегда, - сказал Волк. - На самом деле это не так сложно, как кажется. Взгляни на Мендореллена. - Он указал на рыцаря, который ехал рядом с Дерником: оба увлеклись разговором. - Мендореллен - славный парень: прямой, искренний, невероятно благородный. Но будем честны: голову его не посещала ни одна мысль - до недавних пор. Теперь он учится побеждать страх и, учась, вынужден думать - вероятно, впервые в жизни. Для него это болезненно, но он это делает. Если Мендореллен с его ограниченностью учится побеждать страх, то уж ты, конечно, способен овладеть другими чувствами. Все-таки ты немного сообразительнее.
Силк, ехавший впереди дозором, вернулся.
- Белгарат, - сказал он, - примерно в лиге от нас есть нечто такое, на что, по-моему, стоило бы взглянуть.
- Хорошо, - ответил Волк. - Обдумай то, что я говорил, Гарион. Мы еще вернемся к этому разговору. - И они с Силком галопом поскакали вперед.
Гарион раздумывал над словами старика. Более всего остального тревожила душу грандиозная ответственность, которая навалилась на него вместе с непрошеным талантом.
Жеребенок трусил за ним, то убегая за деревья, то возвращаясь. Его копытца часто-часто топотали по влажной земле. То и дело он останавливался и глядел на Гариона любящим, доверчивым взором.
- Перестань, - сказал ему Гарион.
Жеребенок унесся прочь.
Се'Недра пришпорила лошадь и догнала Гариона.
- О чем вы говорили с Белгаратом? - спросила она. Гарион пожал плечами.
- О многом.
Она тут же насупила брови. За несколько месяцев знакомства Гарион научился отлично различать эти мгновенные сигналы опасности. Ему было ясно, что принцесса нарывается на ссору, и с удивлявшей его самого проницательностью он угадывал причины её враждебности. То, что произошло в пещере, оказалось для неё тяжелым потрясением, а она этого не любила. Что еще хуже, принцесса несколько раз пыталась подольститься к жеребенку, явно желая единолично завладеть любовью малыша. Жеребенок же упрямо не замечал её ; внимание его было так захвачено Гарионом, что он даже к матери шел, только если проголодается. Се'Недра не любила, чтобы её не замечали, даже больше, чем не любила потрясений. Гарион с огорчением осознал, как мало у него шансов избежать ссоры.
- Я, конечно, не желаю лезть в личную беседу, - сказала она с вызовом.
- Мы ни о чем личном не говорили. Мы говорили о чародействе и о том, как избежать нежелательных последствий. Я не хочу больше делать ошибки.
Она обдумала услышанное, ища скрытое оскорбление. Его кроткий ответ разозлил её еще сильнее.
- Я не верю в чародейство, - заявила она. В свете недавних событий это прозвучало полной нелепицей, и она поняла это, едва договорив. Брови её снова сошлись на переносице.
Гарион вздохнул.
- Ладно, - сказал он. - Ты хочешь ссориться из-за чего-нибудь определенного или мы просто будем ехать и орать друг на друга безо всякого повода?
- Орать? - Голос её стал выше на несколько октав. - Орать?
- Визжать, если тебе больше нравится, - сказал он по возможности обиднее. Раз уж ссора все равно неизбежна, он желал несколько раз поддеть её до того, как она перестанет что-либо слышать.
- ВИЗЖАТЬ?! - завизжала она.
Ссора продолжалась с четверть часа, пока не подъехали тетя Пол и Бэйрек и не растащили их, и, надо сказать, получилась так себе. Гарион был слишком занят своими мыслями, чтобы вкладывать подлинное чувство в оскорбления, которые бросал Се'Недре, а она - слишком раздражена, чтобы упреки её получались по обыкновению едкими. Под конец все вылилось в однообразную перебранку. "Испорченная девчонка" и "тупой мужлан" - бесконечным эхом отдавалось от близлежащих гор.
Вернулись господин Волк с Силком.
- Что за крик? - спросил Волк.
- Дети тешатся, - отвечала тетя Пол, выразительно глядя на Гариона.