Господи, ну почему меня не было рядом в тот момент? Я бы раскрыл лейтенанту глаза на лживость этой исповеди… К несчастью (я-то хорошо знаю), любовь— проклятие, которое не только затмевает разум, но и растлевает душу. Если быть честным, единственное, чего хотелось Бэкону, — прижать ее снова к своей груди, покрыть поцелуями и любить, как никогда не любил прежде, как никогда не будет любить потом… Но нет, офицер разведки, он понимал, что именно этого делать нельзя.
Фрэнк ушел, оставив ее одну, внешне безутешную, а сам отправился бродить по улицам Геттингена в поисках объяснения, ответа, умиротворения. Он любил ее. Любил больше всего на свете. Больше себя самого. Больше, чем Бога, сильнее, чем родину. Любил больше чести. Больше истины.
— Ты вернулся, Фрэнк!
Впервые за долгое время лицо Ирены приняло выражение искренней радости, уж не знаю, по причине ее необыкновенного чувства к лейтенанту Бэкону или из-за едва теплящейся надежды на прощение.
— Ты вернулся, потому что поверил мне?
— Сам пока не знаю, зачем я пришел, Ирена, — Фрэнк старался говорить жестким тоном, хотя его возвращение уже свидетельствовало о слабости.
Ирена попыталась обнять его, но Бэкон предусмотрительно отстранился; еще не настало время для радости воссоединения — Ирене следовало набраться терпения и ждать.
— Фрэнк, я люблю тебя. — Ирена следовала заученному сценарию. Советские, наверно, даже инструкцию сочинили, как соблазнять и вербовать иностранцев.
— Знаю, — сказал он неискренне.
Может быть, это была еще не капитуляция, но, во всяком случае, что-то очень похожее на нее.
— Что нужно сделать, чтобы ты мне поверил? — Еще один умный шахматный ход, весьма своевременный гамбит королевы. Пожертвовать пешкой в начале партии, чтобы получить преимущество в центре доски.
— Сказать правду, Ирена (что же еще?), — всю правду. Иначе я никогда не смогу тебе поверить.
Опять правду. Почему мы так гоняемся за истиной, просим, требуем, умоляем открыть нам ее, хотя в глубине души хотим одного — чтобы подтвердилась наша собственная точка зрения?
— Я скажу все, что хочешь. (Лучше не придумать: «все, что хочешь «, то есть все, что тебе хочется услышать, что тебя сделает моим, а не то, что знаю или что думаю. Не правду.)
— Я слушаю, — сказал Бэкон с поддельной угрозой в голосе.
— По сути мы очень похожи, Фрэнк, — начала Ирена. — Мы сражались за одно и то же. Нацисты — наши общие враги, не забывай. В течение многих лет они губили все, что мне было дорого… Когда Гитлер стал канцлером, схватили моего отца, члена немецкой компартии. Он умер в тюрьме еще до того, как началась война. Фрэнк, моя семья потеряла все, что имела… Я, как и ты, вступила в борьбу против них…
— И что ты делала? — Интерес Бэкона свидетельствовал о том, что он попался в эту ловушку.
— Когда мне было пятнадцать лет, я пришла домой к другу моего отца, который находился на нелегальном положении, — продолжила Ирена рассказ о своих подвигах. — Сказала, что хочу вступить в партию… «Ты действительно хочешь?» — переспросил он. «Да, товарищ», — твердо ответила я. Он дал мне листок бумаги с записанным на нем адресом. «Хорошо, — сказал он, — ступай, там тебе скажут, что делать».
— И ты пошла…
— Конечно, пошла! — воскликнула Ирена. — Я очутилась в одном из беднейших районов Берлина. Мне открыл рыжий беззубый мужчина. Я подала ему листок с адресом и ждала, пока он прочитает. «Так чего тебе надо?» — спросил он не слишком приветливо. «Хочу вступить в партию», — ответила я. «Как тебя зовут?» — «Инга», — вот мое настоящее имя, Фрэнк: Инга Шварц. «Ну так с этой минуты тебя зовут Ирена Гофштадтер, — заявил человек. — В партию тебе пока рано. Будем работать вместе, только никому об этом знать не надо, понятно? Так будет лучше для всех».
— Значит, теперь я должен звать тебя Ингой? — процедил сквозь зубы Бэкон.
— Как хочешь…
— И, конечно, у тебя нет сына по имени Иоганн…
— Нет.
— Итак, ты стала шпионкой…
— Поначалу я только разносила почту, — пояснила Ирена. — Когда мне говорили, доставляла пакеты по указанным адресам, в этом заключалась вся моя работа. Я ожидала большего, но утешала себя тем, что оказываю хоть малую помощь общему делу. В шестнадцать получила первое настоящее задание. К тому времени я уже перестала выглядеть как малолетка. Карл, тот рыжий мужчина, сказал как-то, что, если хочу, могу выполнять более важную работу. Я выразила готовность выполнять любые его приказы. «Ты теперь девушка очень красивая, — сказал он. — Попробуем использовать твою красоту в качестве нашего оружия».
Во время службы в БСИ Бэкон слышал о красивых женщинах, работавших на советских, но никогда не думал, что ему доведется познакомиться с одной из них.
— Ты спала с теми, у кого надо было получить информацию для твоих хозяев?
— Это был лишь вклад в общую борьбу. Такое же задание, как любое другое. Как твое, Фрэнк… — ответила Ирена, она же Инга.
— Это не одно и то же…
— Почему же? — возразила она. — Ты же использовал свои научные знания, чтобы послужить родине… Нет никакой разницы, Фрэнк. Я защищала свои идеалы как могла, и ты не можешь осуждать меня за это… Мы должны были победить Гитлера любой ценой.
— Сколько раз ты это делала?
— Что?
— Ложилась в постель за свои идеалы…
— Какое это имеет значение? — Инга, она же Ирена, уже полностью контролировала ситуацию. — Ты хочешь знать, Фрэнк? Десятки раз, десятки…
— Главное — выполнить работу, не так ли?
— Именно. И делала ее лучше всех, Фрэнк, хотя говорю это без гордости.
— Полагаю, я должен чувствовать себя польщенным, — с иронией произнес Бэкон.
— Для русских ты представляешь приоритетный объект, — заявила Инга, — поэтому тебя поручили мне, Фрэнк. Однако теперь я не смогу продолжать работать на них. Впервые в жизни я по-настоящему полюбила…
— Меня? — рассмеялся Бэкон. — А чем я отличаюсь от остальных? С какой стати я должен тебе верить?
— Потому что я люблю тебя, как ты не поймешь! — напирала Инга. — Ради тебя я готова бросить все. Абсолютно все. Единственное, что имеет для меня значение, — быть рядом с тобой… Пойду за тобой куда угодно, Фрэнк. Как мне поступить, чтобы ты поверил?
— Ты хочешь сказать, что готова даже пойти на предательство русских?
— Да.
Бэкон задумался на несколько мгновений. Себе-то он мог признаться в жестокой правде: даже если Инга лжет ему прямо в глаза, все равно он не сможет перестать любить ее.
— Поедешь со мной в Соединенные Штаты? Согласишься работать на мое правительство?
— Сделаю все, что скажешь, — Инга не колебалась ни секунды. Она не собиралась упускать из рук победу.
— Ладно, — сдался Бэкон.
Губы Инги расплылись в радостной улыбке. Настал миг триумфа! Бэкон со смешанным чувством негодования и благодарности позволил ей поцеловать себя.
— Я буду очень послушной, Фрэнк, вот увидишь.
— Мне тоже все это надоело, — признался он. — Брошу и займусь опять физикой… Вернусь к цифрам и теориям…
— Будет просто замечательно! — Инга начала переигрывать.
— Я подготовлю все, что надо, — перешел к делу лейтенант. — Надо как можно скорее уехать из Германии…
Но не тут-то было, не хватало небольшой детальки. Оставалось поставить одну маленькую точку. Выполнить последнее задание.
— Фрэнк, — произнесла она вкрадчивым голоском, — боюсь, что все не так просто. Я не могу уехать вот так, ни с того ни с сего. Русские будут препятствовать… Я точно знаю. Мы должны играть свои роли до конца, чтобы обмануть их.