За прошедшее с того времени столетие железная дорога постепенно разрушалась. В Эфиопии все, что ломается, так и остается сломанным.
Краска на железнодорожных вагонах давно облупилась, пол потрескался. Осветительные приборы были украдены, циферблаты часов лишились стрелок, а болты — гаек. Даже свистки станционных смотрителей больше не свистели. Стаи одичавших собак охотились на крыс, которые питались тараканами, а те, в свою очередь, поедали личинок, заполнивших деревянные детали подвижного состава.
Мы с Самсоном прибыли на станцию как раз в тот момент, когда полиция при помощи дубинок выстраивала из пассажиров третьего класса длинную очередь. С точки зрения полиции, третий класс представлял собой законную добычу.
Закончив усмирение пассажиров, стражи порядка переключились на нищих. Аддис-Абеба буквально кишела попрошайками, приехавшими из деревни с мечтой об улицах, вымощенных золотом.
Когда через три минуты после отбытия из Аддис-Абебы поезд остановился, я понял, что поездка в Харар будет не из приятных. Самсон, никогда раньше не пользовавшийся железной дорогой, умолял меня выпрыгнуть на насыпь, пока у нас еще оставался шанс спастись. Наш вагон был до отказа набит солдатами из мятежной Сомали, и Самсон выражал свое недовольство. Понять их язык европейцу просто невозможно, говорит он. Однако по сравнению с дождем сомалийцы выглядели мелкой неприятностью. Крыша вагона напоминала ржавое решето. Летом такая вентиляция приносила облегчение, но в сезон дождей могла свести с ума. Самсон все время возился, беспокоясь, что дождь намочит его драгоценную Библию.
Я пообещал ему приличное вознаграждение, если он станет моим проводником на золотые копи. Я подозревал, что потом буду ругать себя за то, что нанял малознакомого человека, но Самсон с радостью согласился и выглядел вполне дружелюбным — если не считать некоторой «зацикленности» на дьяволе и библейских историях. Оставив брата присматривать за машиной, он бросил в пластиковую сумку несколько поношенных вещей и махнул на прощание подруге.
Прежде чем отправиться на юг, на родину Самсона, мы намеревались посетить несколько других мест. Мне хотелось увидеть город-крепость Харар на востоке страны, в окрестностях которого обитали гиены, якобы сторожившие сокровища царя Соломона.
Простояв три часа, поезд наконец тронулся и потащился мимо бесчисленных лачуг, окружавших столицу. Хижины из гофрированного железа простирались до самого горизонта, напоминая игрушки из жести. Стайка босоногих ребятишек играла в прятки в зарослях бамбука, а их старшие сестры стирали белье на камнях у стоячего пруда. Под эвкалиптовым деревом пятеро мужчин пили пиво из темных бутылок. По тропинке ковылял слепой. По мере того как поезд набирал скорость, вонь от разлагающегося мусора и нечистот становилась нестерпимой.
Я обнаружил, что с восхищением разглядываю сомалийцев. В отличие от эфиопов, которые с неодобрением поглядывали на шумную компанию, они как могли скрашивали свое путешествие, передавая друг другу большую плетеную бутыль с каким-то крепким снадобьем. Когда солдаты не пили, они пели, а когда не пели, то жевали листья ката, слабый наркотик, весьма популярный на Африканском Роге и на юге Аравийского полуострова. Самсон время от времени отрывался от своей Библии и принимался ворчать. Он говорил, что сомалийцы ограбят нас ночью и могут даже выбросить из поезда. Сомалийцы, заявил он, заключили союз с дьяволом.
Уже в сумерках дождь наконец ослаб, и лучи заходящего солнца осветили плотные серые облака на горизонте. Через десять минут мы очутились в полной темноте. Лампы в вагоне давно перегорели. Скоро наши глаза начали привыкать к темноте, а поведение сомалийцев стало совсем вызывающим. Один из них встал и помочился прямо в проходе. Затем двое принялись соревноваться, кто из них дальше плюнет. Сидевший напротив них человек, инженер с деликатными манерами и крестиком на лацкане, сообщил мне, что они не христиане. Недостойное поведение сомалийцев, объяснил он, — это не их вина; во всем виновата их религия.
Самсон достал огарок свечи и при свете его мерцающего огонька читал Псалтырь. Он пообещал не спать, чтобы сомалийцы не могли добраться до нашего багажа и наших глоток Я просыпался и снова погружался в сон, и мне грезились гиены Харара и охраняемые ими сокровища.