— Лучше бы ты пошел ко мне. — Сказала лекарка, помогая ему натянуть рубашку. — Ведьма берет слишком дорого.
— Это скоро пройдет? — Поинтересовался он, еле ворочая языком.
— Скоро. Будь внимательней к тем, с кем ложишься, глупец.
От черных смоляных волос пахло свежестью и гадательным цветком, на белых щеках играла молодая кровь. Лекарка смерила его ледяным взглядом.
— Даже не думай. Зря ты тогда уехал, Хольт, ты забыл все, забыл нас.
— Она тоже сказала, что зря. Ведьма.
— Ты слишком долго был лордом и слишком мало одним из нас, а кто ты теперь, не знаешь даже ты сам.
— Я хочу увидеть Тринидада. — Прервал ее Хольт. — Поговорить с ним. Где он?
— Пойдем, я покажу. Только вряд ли он захочет говорить с тобой.
Вид лагеря дикарей тоже не говорил о том, что Тринидад мертв. Варвары были даже более дисциплинированы, чем обычно. Хольт еле ковылял, опираясь на заботливо подставленное плечо лекарки, его узнавали, приветствовали, ухмылялись. К сожалению, Старый Хольт тоже был еще жив, и вид вернувшегося сына не доставил ему никакой радости. У кое-кого из молодых парней на лицах виднелись шрамы, похожий должен был заработать и он, видно тощие прелести дочери Тринидада здесь были в цене. Этих шрамов они не стыдились, весело отшучивались в отместку за издевки, и вроде даже гордились ими, чего Хольт никак не мог взять в толк.
Дон был у себя в палатке, как всегда, отделенной от остальных, он сидел на лежанке, сложив большие руки на коленях, и смотрел в пространство. Рядом с ним стоял Сиг и что-то негромко втолковывал либо спрашивал. Он обернулся к вошедшим и на лице у него отразилось сначала недоумение, потом ярость.
— Ты зачем шрам свел, паскудная твоя рожа?
— Он мне не шел. — Отпарировал Хольт, подходя к Тринидаду.
— Дурак, мальчишка! Опозорился перед всем войском!
— Что? — Опешил Хольт.
— Это значит, что все увидят, что ты не умеешь отвечать за свои поступки. — Пояснила лекарка. — Отец? Отец, молодой Хольт вернулся. Сын Старого Хольта, ты помнишь его?
Дон ничего не ответил, продолжая все так же безучастно смотреть перед собой.
— Что это с ним?
— Я не знаю. — Лекарка покачала головой. — Никто не знает. Он просто однажды погрузился в себя. Если мы говорим с ним все трое, он зовет нас Троеликой и не узнает.
— Вот беда. — Сморщился Сиг, теребя кудрявую пегую бороду. — Что делать теперь?
— Искать другого вождя. — Немедленно ответил Хольт. — Вот и все.
И вышел из палатки.
Вид беспомощного недвижного Тринидада потряс его больше, чем он мог себе признаться. Огромное войско, живущее войной, осталось без главы, и срочно надо было что-то делать, или оно расползется по королевству, как гниль по телу, и тогда всем наступит конец. Хольт провел рукой по длинным волосам, потрогал косы десятитысячника. Не пора ли заплести хвост вождя?
Рут невозмутимо стояла перед Старым Хольтом, возвышавшимся над ней, как скала над деревцем. Старый воин за три года, что Хольт его не видел, еще больше зарос жестким волосом и раздался в плечах, но по-прежнему был невероятно опасен.
— И ты будешь меня учить. — Закончила Рут.
— Во имя Троеликой! — Захохотал старик, и у Хольта мороз прошел по коже. — Ты верно решила отправиться по Дороге Сна, Тринидад!
— Я - воплощение Троеликой воительницы. — Упрямо гнула свое дикарка. — Я умею держать меч, и получше, чем многие здесь. Но ты… я должна учиться у тебя, и ты мне не откажешь.
— А если ты протянешь ноги?
— Это будет значить, что я плохо старалась. Но этого не будет.
— А если я скажу, что в качестве платы ты будешь должна ложиться со мной, когда я захочу?
— Я приму ее, но знай, что как только обучение закончится, я прикажу вырезать весь твой род, включая тех, кто остался в придорожнях служанкам и шлюхам, и оставлю на развод только его. — Рут мотнула головой на стоящего среди воинов молодого Хольта.
Старик тяжело засопел, потом хлопнул Рут по плечу. Лицо девчонки исказилось от боли, но она не вскрикнула.
— Приходи завтра, на рассвете. И вели сестрам приготовить тебе погребальный наряд, он скоро пригодится.
Вечер подкрался незаметно, пришедший слишком быстро в суматохе дня. Рут распорядилась выдать всем пришедшим с Хольтом наемникам причитающуюся плату и отправила их восвояси, так что от его десяти тысяч не осталось даже половины, из них шесть сотен не могли еще сражаться из-за ран. В шестнадцать лет он был ребенком, выглядывающим за край колыбели, в двадцать один он не мог превзойти шестнадцатилетнюю Рут Тринидад, которая не знала этого слова. Хольт видел ее, одиноко стоящую на берегу реки, смешной рыжий жеребенок тыкался мордой ей в подставленную ладонь.