— Я был уверен! Я вам говорил, что это старое пугало доберется и сюда, чтобы следить за нами! — яростно выкрикнул Борис.
— Да ну! А по-моему, ты говорил о клевых каникулах и грандиозном Рождестве. Но на самом деле это будет худшее Рождество в нашей жизни. Она станет шпионить за нами двадцать четыре часа в сутки, как обычно это делает, змеюка подколодная, — с той же яростью, что и ее брат-близнец, зашипела Беа.
— Эй, вы оба, ну-ка тихо!
Более уравновешенная Адель постаралась успокоить расстроенных кузенов:
— Вы знаете Офелию так же хорошо, как и я… Нужно всего лишь околдовать ее, как змею, чтобы усыпить ее бдительность. Наша задача — умело поиграть на дудочке, чтобы она оставила нас в покое на все каникулы. Успокойтесь и постарайтесь быть более дипломатичными. Это в наших общих интересах. Ясно?
Борис и Беа уверенно кивнули, заговорщически улыбаясь, и повернулись к Тому, чтобы получить его согласие. Но мальчик был более увлечен «Космографией»[10] Себастьяна Мюнстера, висящей над камином, чем спором, и ничего не слышал. Тогда дети решили единогласно — ну, то есть без Тома, — что обязательно постараются подружиться с толстой кухаркой. Рождество наступало уже через два дня, и было бы очень обидно провести его под наблюдением грозной надсмотрщицы.
Двадцать четвертое декабря, двадцать один тридцать. Полностью потерянный в густом тумане, темной норвежской ночью под шотландским флагом плыл танкер «Разведчик», длиной сто пятьдесят метров, водоизмещением в пятнадцать тысяч тонн, имеющий на борту двадцать шесть моряков и двадцать пять тысяч кубометров тяжелого топлива. Море было спокойным. Шотландский капитан Форест Гленн Вуд, сверившись с приборами, теперь сидел в рулевой рубке и тщательно заполнял путевую карту. Накануне танкер преследовал какой-то непонятный объект, и капитан описал в своем раппорте этот «объект» довольно подробно. Однако начальство не сочло нужным обратить внимание на это событие. Когда капитан попытался узнать больше об этом странном объекте, ему ответили, что это не касается ни его, ни его команды. Может быть, это была атомная подлодка? Военный батискаф? Он не знал точно, что это было.
Но в эту ночь, как и во многие предыдущие, он так и не зафиксировал ничего необычного. Судно плавно продолжало свой путь на юг. Ночную тишину нарушал лишь далекий и глухой звук моторов в машинном отделении, да пиканье находящихся в командной рубке приборов. Звук был монотонным и усыплял не хуже самой лучшей колыбельной.
Дни и ночи проходили на борту танкера без сюрпризов. Капитан иногда пытался бороться с этой надоедливой рутиной, которая затягивала почище болотной топи. В этот рождественский вечер, который отличался от других только парой гирлянд и крошечной пластиковой елкой в углу, атмосфера на корабле царила мрачная. Капитан откровенно скучал по своей семье, с которой расстался несколько недель тому назад. Он представлял своих детей, разворачивающих подарки, в то время как он, забытый всеми, потерянный где-то в Северном Ледовитом океане, вынужден был наблюдать за этими проклятыми мониторами, на которых не отображалось ничего интересного. Ему хотелось, чтобы поскорее наступил завтрашний день, тогда он сможет позвонить домой и поздравить детей и жену с Рождеством. Он бы услышал наконец их голоса. Хотя бы на несколько минут по телефону он разделил бы с ними праздник. Страшная тоска охватила капитана — он так скучал по своей семье. Но такова жизнь. Он сам выбрал эту профессию, со всеми ее недостатками, и в глубине души очень любил свою работу. Атмосфера портов, команда, моряцкое братство, переменчивый океан…
Форест Гленн Вуд пребывал в своих мыслях, когда неожиданный грохот, словно бы от мощного удара, заставил его подскочить на месте. Быстрый как молния, капитан кинулся к приборам. Однако они не зафиксировали ничего подозрительного. Он повернулся к своему помощнику:
— Вы слышали, Джон? Что это было? Мы с чем-то столкнулись!
— У меня тут все в норме, капитан. Не понимаю, что это, приборы ничего особенного не видят…
От второго удара, еще более мощного, задрожало все судно.
— Вот это уж точно ненормально!..
Капитан пытался скрыть беспокойство. В гнетущей тишине, не отрывая взгляда от экрана, он ждал, что же будет дальше. Он не знал, что случилось, но понимал — все еще только начинается.