Мальчик споткнулся, и его противник вновь издевательски хохотнул. — Подчинись мне малыш, не сопротивляйся. — Глаза кронпринца постепенно темнели, превращаясь из лазоревых в сине-лиловые. — Давай, опусти меч, он слишком тяжел для тебя.
И в самом деле, рукоятка меча вдруг налилась необыкновенной тяжестью, потянув руку к земле. Усталое тело ломило и неожиданно захотелось спать.
— Нет. — Мальчик смахнул со лба капли пота. — Нееет! — В нем нарастала ярость. Она мешала дышать. Боль в содранных ладонях и длинном разрезе на боку лишь добавляла бешенного гнева, который стремительно расползался по телу и вытесняя усталость и наполняя силой. Мир вокруг затрещал и рассыпался. Мальчик запрокинул голову, прикрыл глаза и громко рассмеялся. — Пошел в жопу фиолетовый!
Он бросился вперед и, ловко увильнув от удара меча, ткнул лезвием прямо в лицо противника. Кронпринц закричал от боли и, выронив свое оружие, упал на колени. Сквозь прижатые к лицу ладони щедрой струей текла кровь. Мальчик устало опустил руки и закрыл глаза. Бой закончился.
«…отрубить ему пальцы на левой руке и кастрировать его. Затем, заковав в цепи, отправить в обитель Ордена Милосердия, что находится севернее города Алезий и содержать его закованным в отдельной камере, под присмотром составленной из Стражей охраны. Сына его Эверарда Матрэла заковать в цепи и отправить в обитель Ордена Милосердия рядом с городом Виндибон и содержать там, в отдельной камере, под присмотром составленной из Стражей охраны».
Узник закрыл глаза и сосредоточился. Пусть его кровь требовала воззвать к ней и умереть здесь и сейчас, а не кастрированным боровом через двадцать лет в алезийской обители. Погибнуть, смеясь над поверженными врагами, попирая их изувеченные трупы. Но нет, нужно выждать. Тот путь, который он выбрал два с половиной месяца назад, мучительно его не желая и отталкивая, требовал не меньшего мужества. А уже этого ему не было занимать. К сожалению, этот выбор требовал еще смирения, обуздания бушевавших в его душе гнева и ненависти. А вот с этим у него всегда были проблемы. Норбер Матрэл стиснул зубы, унял бешено стучавшее сердце и бесстрашно посмотрел на приближавшихся стражников.
Глава 9
«Эти элуры живут в городах, называемых фольками. Окружают их высокие стены, а правят их холодной страной три женщины, коих именуют верховные фриэксы…».
Мы должны спасти его. — Высокий человек скрестил огромные, бугрившиеся мускулами руки на груди. Светлые волосы вперемежку с седыми прядями, были затянуты в короткую косу. Широкие брови толщиной в большой палец нависали над янтарного цвета глазами. — Иначе мы проиграем. Не сейчас, но потом.
— Фирдхер Вигмарсон слишком часто проигрывал Владыке гнева, — молодая женщина, с необыкновенно широкими плечами, презрительно сощурилась. — В последний раз Его Смелость так треснул его по шлему, что последние мозги отшиб, — она довольно захохотала.
— Дура, — ощерился великан. — Да ты течешь от одного его вида. Потаскуха.
— Что? — воительница вскочила и, пригнувшись, змеиным движением вытащила короткий, с односторонней заточкой меч. — Подойди ближе каланча и останешься без своих причиндалов, которыми так гордишься.
Седовласый зарычал и двинулся вперед.
— Хватит. Леона, убери меч. А ты медведь сядь и успокойся, — пожилая женщина даже не встала, однако ее голоса было достаточно, чтобы глава боевых фирдов моментально остыл, а его заместительница отвернулась и покорно замолчала. Редкие седые волосы обрамляли волевое лицо с вытянутым квадратным подбородком. Хмурый взгляд скользнул по набычившимся собеседникам. — Вы сцепились как глупые щенки из-за бараньей кости.
— И то верно, — Лоугар Вигмарсон поднял руку вверх. — Мы не должны ссориться. Но надо что-то быстрее придумать. Эти сенахи настолько выжили из ума, что намерены казнить Великого Магистра и его сына.
— И что с того, — Леона Хьёрдисон вытянула длинные ноги, — наши фриэксы уже давно не связаны с ними. Это имперские дела и нас они не касаются. — Она закусила губу. — Конечно, убивать Его Смелость глупо, но пусть от этого страдает одна Торния.
— Пострадаем и мы, — фирдхер с хрустом сжал кулаки. — Не думаю, что Анудэ понравится наше бездействие. Ее потомка собираются казнить, а мы ни чего не предпринимаем.