— Благородные! Высокий седовласый человек, с которым уже долго, но безуспешно спорила Матриарх, с негодованием выпрямился. Дебелое, с желтизной лицо скривилось, и без того тонкие губы сжались в гневную, бледно-розовую линию.
— Клеменция, опомнись. Они планировали отстранить меня и сына от власти и заменить нас послушной куклой. Разумеется, это очень благородно! — В негромком голосе императора помимо сарказма, присутствовали нескрываемые горечь и гнев.
— Неужели, ты не видишь за всем этим внешним бескорыстием, возвышенными идеалами, скрывались вполне приземленные честолюбие и корысть. Очнись, твое всепрощение превращается в попустительство. Это было предательство, прикрытое фиговым листком лицемерной заботы о нуждах империи. Ты знаешь, что он сказал при первом допросе? Я тебе говорил. Помнишь!? Я не справляюсь! Кровь Старшего во мне уже не чувствуется, а вся дарованная мудрость уходить лишь на поиск средства продления жизни. — Голос императора сорвался на крик, глаза налились кровью. И без того бледное лицо, покинули последние краски, отчего оно стало похоже на маску мертвеца. Лишь старый шрам, пересекавший безобразным рубцом правую щеку от виска до подбородка, продолжал гореть живой, багровой нитью.
Матриарх быстро сошла со своего трона и успокаивающе погладила вздрагивавшие от гнева плечи императора.
— Успокойся Рейн. Ты знаешь тебе нельзя нервничать. А эти обидные слова? В любом случае, они не должны повлиять на твое окончательное решение. Постарайся забыть о ненависти к нему. Похорони в памяти ваши прежние обиды и раздоры. У вас с самого детства были трения, несмотря на желание твоего отца сблизить вас. И тут еще конфликт между вашими детьми.
— Видят Триединые, это не моя вина. Я понимаю, мой Водилик еще тот подарок. — Император невесело усмехнулся. — Но Эверард мало чем отличается от Норбера. То же ослиное упрямство и чудовищная гордыня. — Рейн IV устало покачал головой и махнул рукой в сторону стоящего слева от него, задрапированного бархатной тканью яшмового трона.
— Мне не доставляет большого удовольствия видеть его пустым. Но лучше лишиться источника красного Дара, чем ввергнуть империю в смуту и гражданскую войну. В нашей истории уже случалось лишаться глав Смелых и даже вместе с их наследниками. Вспомни во время великого нашествия аэрсов пятьсот лет назад. На поле битвы тогда остались почти все Братство во главе со своим Магистром и Маршалом.
— Тогда выжил еще один сын. Он и продолжил линию. Ты же, — Матриарх печально повторила привычный аргумент, — хочешь уничтожить потомков Младшего полностью. Их и так осталось всего лишь двое. Надеюсь, ты помнишь, что по женской линии их способности почти не передаются. Поэтому…
— Их Дар никуда не исчезнет — перебил император Матриарха. — Стражи остались нам верны. Там связь с Матрэлами не такая крепкая как у тебя с Мастерами. К тому же Аделинда нас поддержала. Это решило вопрос окончательно. Лип смог подчинить их почти всех.
— Недовольных было предостаточно. Они сейчас гниют в тюрьмах по всей Торнии? — грустно прошептала Матриарх. — А скольких, по его приказу казнили, тайно или явно? — Однако, наткнувшись на жесткий взгляд императора, опустила глаза и лишь горестно вздохнула.
— Стражи для империи важны не меньше, чем пережившее свое время Братство. Их глава станет главным источником Дара для остальных. Ты знаешь Лип силен. Он поддержит моего сына и поможет пережить смутные времена, когда меня не станет. — Император произнес это с показным равнодушием. — Поэтому я не хочу допустить и малейшей возможности повторения заговора. Империя этого не перенесет. И если ради спокойствия моей семьи и блага Торнии, нужно прервать род Младшего, я это сделаю. И если бы возникла необходимость в повторной экзекуции, я сделал бы этот нелегкий выбор вновь.
— Ради спокойствия твоей семьи или блага империи? — Матриарх недоверчиво хмыкнула и взглянула на все еще очень бледное лицо собеседника.
— И то и другое, — раздраженно бросил император. — Не вижу смысла разделять эти понятия. Кровь Старшего служит во благо Торнии. Мои предки, и надеюсь, мои потомки, да пребудет с ними благословение Триединых, все делали, делают и будут делать ради процветании и защиты империи.
— Мне кажется, я уже слышала эти слова. Из уст того, кому мы сегодня выносим окончательный приговор. — Матриарх на мгновение закрыла глаза и, сложив маленькие, поразительно изящные кисти на груди, на этот раз, громко, обращаясь ко всем присутствующим в зале, произнесла:
— Я не согласна с решением Его Величия. Категорически. Я, подчиненный мне Орден и все те, кого коснулась Милость Средней против вынесенного приговора. Линия потомков Младшего не должна прерваться.
Мягкие и просительные интонации исчезли, голос Матриарха стал звучать повелительно, заставляя не только прислушиваться, но и соглашаться с тем, что так решительно и твердо сейчас говорилось. Радужная оболочка ее глаз стремительно наливалась изумрудной зеленью, которая расплываясь заполняла молочно-белое пространство белков. Спустя мгновение глаза Матриаха напоминали темно-зеленые провалы, в центре которых чернели булавочные головки зрачков.
— Не стоит Клеменция! Помни в силе убеждения твой Дар явно проигрывает моему. Тяжело привстав, император повелительно, чеканя каждое слово, произнес:
— Я император Торнии от имени своего рода и Конклава Мудрых считаю Норбера и Эверарда Матрэлов виновными и заслуживающими казни. Голос императора внезапно заполнил все пространство большого зала, мгновенно заставив тихо перешептывающихся между собой мужчин и женщин замолчать. Он звучал столь властно, в нем слышалась такая твердая воля, что всякая мысль даже о малейшем сопротивлении должна была покинуть головы присутствующих.
Тем не менее, собравшиеся в зале высокие лорды обладали достаточно сильным Даром, чтобы не утратить собственную волю, сохранить свой разум независимым и способным самостоятельно принять сложное решение.
— Мы поддерживаем решение нашего Матриарха. — К возвышению мелкими шажками приблизился грузный, пожилой мужчина, одетый в белую, расшитую зеленым орнаментом тунику.
— Это ошибка мэтр Рогир. — Император недовольно передернул плечами. — Серьезный просчет, и поэтому я Вас прошу, попробуйте хоть раз принять решения не оглядываясь на своего Патрона.
— Тем не менее, при всем уважении к мнению Вашего Величия, я повторяю, что против казни. — Мягкая улыбка на розовощеком лице Великого Мастера, решительно не вязалась с лукавым взглядом его серо-зеленых глаз. — Линия Младшего слишком важна, чтобы ее прервать. Поэтому от имени Совета Мастеров я подаю голос против смерти Магистра Норбера и Маршала Эверарда. Особенно нас волнует жизнь Первого Рыцаря. Разумеется, наказание за государственную измену должно быть суровым. Оно должно быть неотвратимым, и здесь я согласен с Ее Милосердием, настолько жестким, чтобы навсегда отбить охоту у потомков Младшего устраивать козни. — Мэтр Рогир снова улыбнулся, продемонстрировав прекрасно сохранившиеся зубы. — Братство Смелых еще понадобится империи. Оно принесет ей…
— Ваше Величие! — Вперед вышел еще молодой светловолосый мужчина, чей голос звучал очень убедительно и весомо. — Не слушайте их. Полагаю, что большинство присутствующих выступают за казнь Младшего Владыки и его сына. Мы имеем дело с вероломным заговором, направленным против безопасности Торнии и жизни всей императорской семьи. Кто знает, вполне возможно, в планы изменников входило уничтожение не только Голдуенов, но и всех обладающих Даром Старшего.
Заправив длинные пряди, в которых проглядывала ранняя седина, за ухо, он подошел ближе и наклонившись к императору, прошептал:
— Отец окончательное решение остается за Вами. Конклав полностью поддерживает нас. Торберт и Союз Стражей на Вашей стороне. Теперь уже полностью. — Светловолосый быстрым, змеиным движением облизнул губы. — Чего Вы ждете? К чему эти бессмысленные задержки, эти бесконечные рассуждения? Палата высоких лордов признала Ваше право на самый суровый приговор. Имперский совет должен лишь его утвердить. Конечно, они, — он махнул рукой в сторону перешептывающихся внизу людей, — напуганы. Сегодня творится история. Я тоже приму любое Ваше решение, но помните, что оставшись в живых, они не успокоятся, пока не отомстят. Потомки Младшего нетерпеливы и злопамятны. То, что они пережили за прошедшие два месяца, не забывается. И они это ни когда не забудут.