Выбрать главу

Его пакет прибудет в Москву в мешке вместе с другой заграничной почтой, его сгрузят с самолета во Внуково. Там, конечно, уже холодно, настоящий мороз. Почтовые служащие и грузчики в шапках-ушанках. Потом пакет ляжет на стол дьячка-секретаря в холодных внутренних покоях старой церкви, где пахнет ладаном и тусклым золотом, поблескивают иконы, а впрочем, нет, это я уж того, думал адвокат, это же канцелярия, там на стенах, должно быть, портреты руководителей партии и правительства. Молодой служитель в черном клобуке, из-под которого выбиваются кудри, передаст почту патриарху, старику в роскошных ризах с волнистой бородой (раз в неделю он завивает ее щипцами в парикмахерской по соседству), на его широкой груди большой крест, нос картошкой с красными прожилками, на пальцах золотые кольца. Православная церковь любит золото еще больше, чем католическая. Наверное, в память о византийском прошлом с сумеречными сводами, золотом, тайными сокровищами, рукописями и нескончаемыми кознями. А пуще всего — обрядами, в неземной величественности которых печать небесного царства. Патриарх возьмет ручку (интересно, есть ли у него уже шариковая) и напишет в дальние епархии и приходы, а впрочем, зачем ему писать — в канцелярии наверняка есть телефон, ведь ни Николай-угодник, ни Святой Онуфрий, ни другие темнолицые позолоченные бородачи не возбраняют пользоваться телефоном. Тамошние священники будут рыться в церковных архивах и найдут свидетельство о крещении, самые старые из них припомнят, как было дело, а вечером сельский поп будет рассказывать древнему деду или бабке, что пришло письмо из Израиля, со Святой Земли и что там хотят знать про дочь Захара и Евдокии, царствие им небесное. Дети будут выпрашивать израильские марки, но поп не даст, потому как сам филателист.

Все это, разумеется, при условии, что Перельмутер солгал.

Русская церковь оказалась расторопной, и вскоре почтальон принес в контору большой заказной пакет с аляповатыми русскими марками — космические спутники и лицо Терешковой[37] — и роскошными красными штемпелями.

Адвокат извинился перед клиентом, сидевшим у него в кабинете, вышел в соседнюю комнату и, сгорая от нетерпения, распечатал конверт.

Московская церковь шлет ему свои наилучшие пожелания и с Божьей помощью уведомляет, что женщина — христианка и предки ее, по крайней мере, в трех поколениях, как по отцу, так и по матери — доподлинные и истые христиане, всякое же другое мнение ложно, и да благословит Бог всех, идущих дорогой правды и мира, аминь.

На этот раз Перельмутер пришел вместе с Розой, но велел ей сидеть в коридоре и ждать. Она уселась на стул, покорно и безучастно, но ее глазки-пуговки не упускали ни крупицы происходящего вокруг. Мимо нее проходили неполадившие компаньоны, должники, протестующие против описи имущества, спорщики, давшие волю рукам, супруги, расторгающие брак, истцы и ответчики, в большинстве своем шумные, иные — напуганные. Роза сидела, слегка расставив ноги, и ждала Перельмутера.

Судья был строг.

— Господин Перельмутер, почему же вы ввели суд в заблуждение, утверждая, что она еврейка?

Перельмутер понурил голову.

— Так она мне сказала, господин судья. Что мне было делать? Я и поверил. Разве ж у всех, кто вам скажет чего, потребуешь документы?

Адвокат поспешил закрепить победу.

— Итак, господин судья, женщина — нееврейка, отчим — нееврей, и, стало быть, нет никаких оснований задерживать постановление об удочерении, которое наконец определит статус девушки.

— Я согласен, — подытожил судья. — Господин Перельмутер, если вам больше нечего сказать, вы можете идти.

— Я больной человек, — сказал Перельмутер, — и все эти переживания…

— Это для вас наилучший выход, — не удержался адвокат, чтобы хоть немного свести счеты. — В коридоре вас ждет жена. Она о вас заботится. Берите ее и езжайте домой.

— Я тут ни в чем не виноват, — сказал Перельмутер. Его лицо отливало желтизной. — Честное слово. Я верю тому, что мне говорят. А иначе, как же жить на свете?

Он вышел, волоча ноги. Двери еще не закрылись, когда послышался его короткий окрик. Он звал женщину, у которой находился на иждивении.

— Роза! Роза! Кум а-гер![38]

вернуться

37

Терешкова — советская женщина-космонавт.

вернуться

38

Кум а-гер (идиш) — иди сюда.