Ступай, возвращайся в свой квартал Копель, приятель, про себя напутствовал его адвокат, к кефиру и майке, к своей альте мойд, к своей пуговичной греховоднице, галантерейщице, праведнице со слегка расставленными ногами, которую никто не видел никогда без круглой брошки и без серег. Ступай с глаз долой.
Дальше все пошло как по маслу. Женщину вместе с дочерью и с Петром вызвали в канцелярию судьи. Постановление об удочерении было подписано и заверено. Петр, огромный, неуклюжий и лучезарный, долго жал руку адвокату и порывался пожать руку судье, но тот отличался повышенной чувствительностью и не выносил прикосновений. Петру было не до таких тонкостей, и он удовлетворился тем, что сжал в своих ручищах угол судейского стола. Дочь в обнимку с матерью благодарили адвоката и благословляли его на смеси двух языков, до тех пор, пока он не выпроводил их из кабинета, подталкивая и понукая, как пастух, сгоняющий стадо с проезжей дороги. Перельмутера с Розой не было видно. Должно быть, они уехали домой. И хорошо, подумал адвокат, нельзя смешивать разные породы, разные веры, разных людей. Это приводит к сумятице, к хаосу, к столпотворению.
Вернувшись в контору, он позвал стажера и рассказал ему всю историю, а потом, от избытка чувств довольный и умиротворенный, пригласил его обедать в ресторан на втором этаже, где готовили по-домашнему. В мире все стало на свои места.
Во второй половине дня в двери конторы забарабанило сразу несколько кулаков. Дверь распахнулась прежде, чем секретарша успела подойти к ней, и в комнату вторгся огромный букет аляповатых красных роз, одна в одну, как подбирают в цветочных магазинах, с непременными веточками аспарагуса, целлофаном и серебристыми лентами. За ней вплыла коробка конфет — такие секретарша видела только на витринах и была всегда уверена, что это муляж для рекламы. Все это и еще пакеты и свертки несли четыре человека: Петр, женщина, дочь и Перельмутер. От них пахло спиртным, пахло гулянкой, раскатившейся вкривь и вкось. Дочь держала в руках большую хрустальную чашу грубой работы, щедро отделанную золотом сверху и по бокам. В чаше покоилась тяжелая золотая ложка, выглядевшая на редкость православно. Перельмутер нес бутылку коньяка, другая бутылка, почти пустая, выглядывала у него из кармана. Уму непостижимо, куда они девали Розу, подумал адвокат, но понял, что, учитывая их состояние, спрашивать об этом бессмысленно.
Они ввалились в кабинет как раз в тот момент, когда он вынимал из сейфа ценные бумаги. Оторопев, он едва успел захлопнуть дверцу сейфа. Они усадили его, завалили приношениями и затянули:
— Многая лета, многая лета!
— Выпей с нами, миленький, выпей, братишка, ну, пожалуйста, — взмолилась женщина, ставя перед ним коньяк.
— Из хрусталя, да из золота, — защебетала дочь и, обращаясь к Петру, скомандовала. — Папа, давай.
Перед адвокатом поставили хрустальную уродину, налили коньяк и, как он не отнекивался, заставили выпить. Каждый из них по очереди отхлебнул из бутылки, явно не первой.
— Но, господа, вы же находитесь в официальном учреждении. Я вам очень признателен, но нельзя же…
— Многая лета, многая лета!
— За здоровье нашего адвоката!
— За государство Израиль! За церковь!
— Думаете, я не умею молиться по-еврейски? — распаляясь, кричала женщина. — Еще как! Шма Исроиль, Адониной Элойгейну[39].
— Амен, амен!
Петр подскочил к секретарше, застывшей в дверях, как истинный рыцарь и джентльмен взял ее под руку и подвел к столу.
— Пойдем, сестричка, — проревел он по-русски, — пойдем, выпей с нами, у нас сегодня радость.
Пучок роз упал на пол. Перельмутер попытался поднять их, но у него закружилась голова, он сел на пол и, глядя на розы, залился смехом. Девушка протянула ему руку:
— Папа, вставай сейчас же, так неприлично.
Значит, оба они ей папы. И тут у адвоката екнуло сердце — он заметил, что большой палец девушки, короткий и загнутый молоточком — точная копия перельмутерского. Будто отлитые по одной форме. Истина ускользала безвозвратно. В глазах у него поплыло.
— Наш господин адвокат — душка! — на иврите прокричал Перельмутер с ковра.
Женщина перекрестила адвоката.
— Пусть уж ваш Мессия приходит, тогда все на свете будут как братья.
— Генерал, ведите нас в море, — басом по-польски запел Петр. Голос срывался и Петр явно фальшивил. — Ведите нас в океан, на про-о-стор!
— Наш господин адвокат — душка! — опять закричал Перельмутер и, размахивая руками, чтоб не потерять равновесие, встал на ноги.
39
Искаженная выдержка из ежедневной молитвы в манере произношения, принятой в ашкеназских общинах, в частности, в Советском Союзе.