Я слишком близко подошла к черте, разделяющей любовь и безумие. Ты предал меня. Оставил дверь незапертой. И сквозняк разнес мой сладкий запах по коридорам каждого из миров, в каждой вселенной. Меня почуяли. Как добычу, чей кровавый след вьется по лесу, петляя вокруг деревьев. Но неминуемо приводит к жертве, истекающей кровью.
Что ты натворил?! Ты отдал меня тьме. И она уже приходила за мной.
Рвалась в наш мир.
Бесконечный день. Среди спиралей миров и миллионов галактик. В объятиях незнакомых домов, в глубокой бездне чужих глаз. Он не закончится. Для нас он будет существовать всегда. Вечно.
У подъезда высотки, которую я надменно зову своим домом, горит тусклый фонарь, заключенный в тюрьму железного плафона. Вокруг его холодного света, льющегося по обшарпанным стенам, кружат белые мухи зимы. Они мертвы, но не знают этого. В их холоде спрятаны жизни тех, кто ушел. И они несут эту память живым.
Хлопаю дверцей такси. Замечаю Сашку, спрятавшуюся в тени, обгрызенного временем, козырька. Она снова без шапки, хотя я сотню раз говорила ей, что мечтая о великой смерти, мы можем не заметить ту, что подло ударит сзади ножом, пронзая легкие. Но вряд ли сейчас эти разговоры будут иметь смысл. Им не хватит огня, чтобы растопить ту глыбу страха, что выросла в ней за минуты этого странного ожидания.
Машу рукой. Пушистый снег скрипит под ногами.
— Привет, малыш.
Заглядываю ей в лицо, но не нахожу слез. А от истерики, что билась в ней дикой птицей, не осталось и следа.
И все же, Сашка здесь. А значит, что-то случилось.
Смотрит. И я слышу, как звенят цепи, которыми она приковала себя, чтобы не сорваться. А потом их звенья разрываются и все чувства, что они удерживали, топят меня в ее крепких объятиях. Она плачет. И нет ничего страшнее ее слез. Потому что в них кроется все то, чего мы так боялись. Неизбежность падения. С хрупкого моста в темную реальность настоящего мира. Когда останавливается сердце и в расширенных зрачках отражается вся правда, которую мы боялись познать.
Я не знаю, что говорить. У меня нет силы и желания жить на коленях. Но они подгибаются, заставляя поклониться темному демону, захватившему мир.
— Аль?
— Ты не одна.
Ее горячие слова обжигают мою шею. Вызывают озноб, который не уймется даже в теплой квартире, где я всегда чувствовала себя в безопасности. Все изменилось. И оглядываясь назад, я не увижу больше того прекрасного мира, в котором жила. Он исчезнет.
— Я знаю… Ты плачешь? Аль? Я не могу… — голос дрожит, но я не позволяю себе слез. — Ты плачешь?..
— Ты не одна.
Я чувствую, как она умирает. Сейчас, когда она так близко, я чувствую ее израненное сердце, которое устало бороться. Оно знает — его место не здесь. За облаками, в райских садах, которые его отвергли. За тот единственный раз, когда она протянула дьяволу руку, и на ладонях ее застыл ожог клейма. Проклятие, лишающее крыльев. Запрещающее вернуться домой.
— Вдвоем. Навсегда.
Против целого мира.
Не уходи. Без тебя мне не выжить.
— Навсегда.
Она плачет, но я не пытаюсь ее унять. Ей необходимы эти слезы. В них, за долгие годы, скопилось столько яда… Она должна плакать. Должна рыдать, потому что иначе умрет в одинокой петле, болтающейся под потолком.
Я вижу ее настоящую. Здесь. Сейчас. В объятиях. И в громком плаче, который разносится эхом по оледенелым дворам. Что они сделали с тобой, Аль? Как они могли?! Ведь ты была тогда такой маленькой…совсем ребенком, счастье которого было в радужных мыльных пузырях. Господи… миг тьмы, что случился однажды, растянулся для тебя на целую жизнь.
Говори, принцесса! Не давай мне увидеть то, что они с ней сделали!
— Аль, все хорошо.
— Я видела ее.
Ты бежишь. Падая и снова вставая. К алтарю взросления. Из обители демонов, в которой провела все детство, не зная о том, что оно может быть другим.
— Кого?
Ее раскрасневшиеся глаза цепляют меня за скулы.
— Его дочь, которая умерла.
Все исчезает. И я вижу Волшебника с фотографией дочери в руках.
— Как такое могло быть? Где ты ее видела?
Высвобождается из моих объятий. Шарит по карманам в поисках сигарет. Ее руки дрожат.
— У тебя дома. В чертовом окне, которое ты обзываешь своим миром. Она была там! Стояла по ту сторону, — находит тонкую пачку. Щелкает зажигалкой.
— На шестом этаже? — поднимаю взгляд к своим окнам. Но не могу отыскать их в темном небе.
— Хочешь банальностей? Я знала, что ты мне не поверишь. Скажешь — Алька опять набросалась кокаином, и подцепила глюк…
— Да постой ты! Объясни все по-человечески. Это была дочь Волшебника?
Затягивается. Кивает.
— Да. Такая же, как на фотографии… он ведь и тебе ее показывал, правда?
Киваю.
— Я зашла в комнату, включила свет, и сразу увидела ее…как тут не увидишь, когда она так близко? Она стояла по ту сторону окна, в темноте…черт…у меня до сих пор мурашки по коже. И смотрела на меня. Чуть сердце не остановилось.
— Думаешь, она приходила за мной? — страх впивается зубами в шею. — Она говорила?
Уголек сигареты озаряет Сашкино лицо. И еще до того, как услышать ответ, я вижу правду в ее суженых зрачках…
— Она сказала, что ты одна. Сказала… что ты умерла… А потом ударила по стеклу. И оно разбилось, — смотрит на меня испуганными глазами. — Что происходит, Оксан? Разве такое бывает? Разве такое может быть?!
— Я не знаю.
Слова теряют вес. Становятся ненужным балластом в мире без солнца.
— Мне очень страшно, Аль.
Поднимаю взгляд к окнам. Но занавес ночи все также черен и непоколебим.
— Почему все это происходит со мной?
— Может, стоит спросить его? Ведь вся эта дрянь, в любом случае, связана с ним.
Она говорит о Волшебнике. Но мне не хочется произносить этого имени. И вдруг я вспоминаю, что не знаю, как его зовут на самом деле. А ведь должна была спросить, раз доверила ему все свои секреты.
— Аль, а как его настоящее имя?
Она выпускает дым из носа. Глядит на меня исподлобья.
— Если б я знала. Это было его условием.
— И ты не узнала?! Но ведь он известный человек, как такое может быть?! Его имя должно…
— Ничего оно не должно. Он известен лишь там, где надо. Мы в эти круги не вхожи, — она молчит, затягиваясь. Бросает окурок под ноги. — С чего бы нам разыскивать его имя? Он помог всем, кто к нему обращался. Я говорила с девчонками. Никаких последствий… До тебя.
— Тут что-то не так. Тебе не кажется это странным? Почему он боится назвать свое имя?
— Конечно, не кажется. Многим девчонкам не было восемнадцати.
— Чертов…урод!
Гнев вырывается из меня, как огонь из лисьей норы. Сжигая всех, кто заражен бешенством педофилии.
— Урод? — Сашка искренне удивлена. — Может быть он и колдун, или еще кто, умеющий вызывать духов, но точно не урод. Девочки приходили к нему за помощью с панели. Их сжирали кошмары, они сходили с ума, не знали, как выжить в этом дерьмовом мире! А он помогал им обрести веру и смысл. Вернуться в жизнь. Те, кто не пошел к нему, сейчас лежат в земле, — достает новую сигарету. Выставляет подбородок вперед. — Вот так-то, Оксан. У нас нет денег на такую помощь. Кому мы нужны? Санитарам в диспансере, которые затрахают нас до смерти и доведут до самоубийства?
Зажигалка падает в снег. А вслед за ней летит и переломанная на части сигарета.
— Ты думаешь, нам нужно просто пойти и спросить его о дочери?
— Сначала нужно подняться в квартиру.
Она права. Мы должно попытаться разобраться сами. И если не получится, вместе решить, что делать дальше.
— Часто призраки приходят за помощью. Может все не так страшно?
Сашка протягивает мне руку. Сжимаю ее тонкие пальцы.