– Тут явно какая-то ошибка… – начал он.
Эмма Уайтфилд приблизилась к нему, и он уловил слабый, но головокружительный аромат, совершенно не соответствовавший ее непривлекательному облику.
– Ошибка? Какая? Я не могу быть уверена в точности карты, но знаю, что сама плантация существует. Откуда бы взялся этот акт, если бы ее не было в природе?
Он вернул ей бумагу.
– Этого я не знаю, но сама территория мне хорошо знакома. Моя собственная плантация, Парадайз-Вью, состоящая из трех тысяч акров джунглей и леса ценных сортов, находится именно в этих местах, однако ни о каком Уайлдвуде я не слышал.
– Не слышали? – В голосе Эммы прозвучало уныние.
Он покачал головой. Обманывать не составляло труда, стоило ему представить, как трудно будет доказать его законные права на землю теперь, когда он был практически лишен всех документов на владение.
– Мисс Уайтфилд, позвольте вам объяснить… После восстания 1857 года Ост-Индская компания и британское правительство восстановили контроль за землями, бывшими яблоком раздора многих владельцев, прекратили распри, перекроив некоторые штаты и границы владений. Огромные территории, принадлежавшие старым раджам, были раздроблены, часто по принципу верности тех или иных землевладельцев короне в период выступлений. Вы обратили внимание на дату, стоящую на вашей бумаге?
Мисс Уайтфилд посмотрела на свой документ.
– Датировано 1855 годом, за два года до восстания, о котором вы говорили, и за три до моего рождения.
Значит, ей двадцать семь лет. Молоденькой ее уже не назовешь, хотя он все равно на несколько лет старше ее.
– Теперь понятно, почему я не слышал об Уайлдвуде, – опять соврал Алекс. – Ведь его больше не существует. После восстания почти все земли в тех краях перешли к старой бегуме Бхопала, которая распорядилась ими по собственному усмотрению.
«А я скупил их столько, сколько мог себе позволить и на сколько смог ее уговорить, прежде чем она скончалась. Так стал моим и ваш Уайлдвуд».
Он никому не рассказывал о том, что получил обширные земли за мизерную цену, пообещав, что набоб, сын старой бегумы, будет получать пятнадцать процентов дохода от продажи древесины. В случае появления впоследствии законных претендентов с ними надлежало вести дела по справедливости. Алекс даже подписал соглашение, по которому брал обязательство при появлении законного претендента уступить спорный участок и возместить прибыль, образовавшуюся благодаря порубке леса. Сделка с самого начала была рискованной, однако желание нажить состояние перевесило риск. С тех пор дела Алекса пошли в гору, и теперь он не собирался делиться своими богатствами с мисс Эммой Уайтфилд, независимо от обоснованности ее претензий.
Надо же! Появиться как из-под земли через столько лет и размахивать загадочным документом, достоверность которого еще надо доказать! Алекс слышал о подобных ситуациях, когда земли, перераспределенные после восстания, становились объектами схваток, но все это происходило спустя считанные годы после прекращения волнений, а не по прошествии двадцати с лишним лет! Ведь он владел землями Уайлдвуда уже больше десяти лет.
– Искренне сожалею, мисс Уайтфилд, но места под названием Уайлдвуд в тех краях не существует. Ваша карта недостоверна, подобно многим картам Индии, составленным в те времена. В стране сохранились места, которые до сих пор еще только предстоит исследовать. Неужели никто не предупредил вас об этом, прежде чем вы отправились в столь длительное путешествие на поиски столь сомнительного наследства?
– Н… нет, – пролепетала она. Но несмотря на растерянный тон, ее зеленые глаза опасно поблескивали. – Я исходила из того, что карте и бумаге можно верить. Того, что я слышу от вас, мне никто не говорил. Кто эта бегума? Не могу ли я отправиться к ней со своим документом? Может быть, она вспомнит…
– Сомневаюсь. Теперешний набобзада, сын набоба – наследника бегумы, совсем юн. Я хорошо с ним знаком. Это еще ребенок, плохо посвященный в дела отца и бабки. Его отец скончался внезапно, еще молодым человеком, и пройдут месяцы, если не годы, прежде чем мальчик разберется во всех делах, что перешли ему по наследству.
– Как печально! – Мисс Уайтфилд нахмурилась. – Но должно ведь существовать место, где регистрируются и хранятся старые земельные акты. Не могу поверить, что это единственный сохранившийся экземпляр.
– Такое место действительно существует. Это земельное управление здесь, в Калькутте. – Алекс был рад возможности хотя бы немного побыть честным. – На беду, недавний пожар уничтожил много оригинальных документов, и теперь первоначальные границы владений, описания земель, договоры – все утрачено. Пожар создал множество сложностей, в том числе и для меня. Это одна из причин моего пребывания в Калькутте: я сдаю бумаги, описывающие мои владения, чтобы в дальнейшем избежать недоразумений.
– Не думала, что столкнусь с такими трудностями! Скажите, может быть, мне самой явиться в земельное управление и…
– Нет, это не поможет, – поспешил обескуражить ее Алекс. – Повторяю: ваша бумага чересчур старая. Не обратившись к архивам, чиновники земельного управления не смогут ее подтвердить. А архивы уничтожены. Теперь планируется назначить уполномоченных, которые объезжали бы имения и утверждали их границы. Если бы вы уже владели этим участком, то у вас бы был шанс, но раз вы не имеете представления, где он находится…
– Вы хотите сказать, что в подтверждение своего требования я должна уверенно указать на конкретный участок?
Наконец-то до нее дошло! Теперь, уверившись в бесполезности дальнейших шагов, она откажется от своей затеи, оставив его в покое.
– Похоже на то. А теперь прошу меня извинить, мисс Уайтфилд: я заметил знакомого, которого обязан поприветствовать, прежде чем он окончательно скроется. К тому же вы, боюсь, уже нанесли своей репутации непоправимый ущерб, проведя столько времени в моем обществе.
– Прошу вас, мистер Кингстон, уделите мне еще минуту. – Мисс Уайтфилд дотронулась своей изящной рукой до его рукава. Алекс вздрогнул от этого неуверенного прикосновения, обратив внимание на ее длинные тонкие пальцы.
– Мисс Уайтфилд? – Он выразительно посмотрел на ее руку, и она, зардевшись, убрала ее. Неужели ей не противно касаться его, человека со слишком темной кожей, не принятого в приличном обществе – как индийском, так и английском? Глядя ей прямо в глаза, он заметил ее замешательство и испытал сильное желание наговорить ей резкостей в качестве наказания за то, что она обладает всем, чего лишен он: белой кожей, признанием в свете, незапятнанным происхождением.
– Осторожнее, мисс Уайтфилд! – прошипел он. – Вы и так уже успели запятнать свою репутацию, осмелившись подойти ко мне. Неужели вы не боитесь сплетен?!
Ее щеки густо покраснели, отчего полностью преобразился весь ее облик. Он словно увидел ее заново родившейся и остолбенел. Впечатление было такое, будто он дал пинок котенку, а тот оказался притаившимся до времени тигром.
– Мне нет никакого дела до сплетен. Не понимаю, почему они так беспокоят вас. Или вам льстит ваша подпорченная репутация, Мистер Кингстон? Немудрено: ведь именно благодаря ей дамы смотрят только на вас и перемывают кости только вам.
Она поразила его своей горячностью и проницательностью.
– При чем тут моя репутация! Я всего лишь обратил ваше внимание на то, что вы провели слишком много времени в моем обществе. А это по здешним понятиям предосудительно. Чего еще вы от меня хотите?
– Не собираетесь ли вы в ближайшее время вернуться в Парадайз-Вью? – осведомилась она, не теряя самообладания.
– Как можно скорее. Завершу здесь, в Калькутте, одно дело – и тут же обратно.
– Какое дело?
Будет ли предел ее любопытству и настойчивости?
– Кажется, это не должно вас интересовать. А впрочем, извольте: я ищу няню-воспитательницу для своих детей, – выпалил он не подумав.
Ее удивительные зеленые глаза расширились.
– Сколько лет вашим детям, мистер Кингстон?
– Ума не приложу, почему это вас волнует… Сыну пять, скоро шесть, дочери недавно исполнилось четыре.