– Погоди, – перебил я. – Не хочешь же ты сказать, что то, чем мы занимаемся…
– А почему нет?
– Но разве к этому приходят не через молитву, йогу, медитацию и аскезу?
– Для кого-то и это может служить источником экстаза… Вообще у вас какое-то странное отношение к счастью. Везде только и слышишь: поступай так-то и так-то, думай о том-то и о том-то, делай так, и не иначе, и будь от этого счастлив. Как будто можно быть счастливым по принуждению или следуя чьей-то прихоти. Общим у людей может быть только горе, тогда как счастье… у каждого своё. И чтобы его открыть, нужно заглянуть глубоко в свою душу – с тем, чтобы понять, что в действительности тебе надо, что есть твой экстаз или твой путь с сердцем, если этот термин тебя больше устраивает. А для этого нужно обеспечить тылы, которые и создаются удовлетворением сначала житейских потребностей. Ведь если ты, скажем, будешь думать только о бабах, то куда бы ни пошёл, станешь с ума сходить от сексуальных видений, и если не начнёшь дрочить, свихнёшься, как те святые, которых дьявол якобы искушал всяческими суккубами.
– Делай, что хочешь, таков закон? А если я сопьюсь или сторчусь с такой философией?
– А также вляпаешься в какую-нибудь веру или атеизм? Значит, либо именно это тебе и нужно, либо ты не сумел заглянуть в свою душу. В любом случае ты хотя бы сделал попытку быть счастливым. К тому же я здесь для того, чтобы тебя немного подстраховать.
– То есть, мы с тобой как мастер и ученик дзен?
– Не пори чушь! Популяризаторы давно так опошлили дзен, что он стал одним из направлений эзотерического туризма, этакой пелевинщиной.
– А мне нравится Пелевин. Не всё, но…
– Как хорошая развлекалочка на мистические темы.
– Ну да.
– Тут я с тобой не спорю, однако…
Дракону не дали договорить. К кафе подъехала совершенно неуместная чёрная машина с тонированными стёклами, из которой вышли двое крепких парней.
– Пойдём, она ждёт, – сказал один мне.
Я, как на последнюю соломинку, посмотрел на дракона, но тот развёл руками.
– Ты сам согласился пройти лабиринт, – сказал он.
– Так это был не сон? – не знаю, на что надеясь, умоляюще спросил я.
– Ты сам должен решать, что явь, а что видение, – ответил дракон.
Наверно, если бы я не сел в чёртову машину, парни повели бы меня силой, хотя кто знает, как в этом случае развернулись бы события. Проверить я не рискнул. Меня втиснули на заднее сиденье, между парнями. Услышав винный запах изо рта, один молча протянул жвачку.
– Спасибо, – сказал я, но он не отреагировал.
Ехали мы недолго: минут десять-пятнадцать.
На этот раз она приняла меня во дворе милого двухэтажного сельского домика для богатых дачников. Сидела за столом и задумчиво перебирала какие-то бумаги. Конвоиры подвели меня к столу, затем молча, как на параде, развернулись и пошли прочь. Она подняла глаза, посмотрела на меня, и я вновь оказался в роли кролика перед удавом.
– Садись, – пригласила она, кивнув на траву у ног.
Я сел. Тогда она закинула ногу за ногу и качнула ножкой в белой туфельке в мою сторону. Поняв, что требуется, я склонился и поцеловал туфлю. При этом моё «я» совершенно не хотело участвовать в клоунаде, но телом управляло не оно.
– Пришло время показать, на что ты способен, – сообщила она.
– Приказывайте. Я сделаю всё, – прошептали губы помимо моей воли.
– Держи, – она бросила фотографию, которую я поймал.
На фото была миловидная женщина, чуть старше сорока. Потухшие глаза выражали грусть и вековую усталость.
– Хотите, чтобы я её убил? – заикаясь от ужаса, спросил я. Причём меня не столько пугала необходимость кого-то убить – я никого не убивал и совершенно не представлял, каково это, – сколько страх перед последующим наказанием.
– Ну, зачем сразу убить, – она улыбнулась улыбкой хищницы. – Ты должен её трахнуть.
– Соблазнить?
– Да нет же, войти в квартиру, дождаться и трахнуть, когда она войдёт.
– Но… я не знаю…
– Кирилл позаботился обо всём. Тебе остаётся выполнить приказ. Или хочешь отказаться?
Я, моё «я» хотело отказаться, но тот, кто управлял моим телом, поспешно ответил.
– Я выполню всё, госпожа.
– Тогда действуй, – приказала она, и вновь качнула ногой в мою сторону, давая понять, что аудиенция закончена.
Поцеловав на прощанье туфельку, я встал и пошёл к поджидающим возле машины парням.
На этот раз на заднем сиденье сидел один. Пока мы ехали, никто не проронил ни слова. Когда машина остановилась возле новостройки, сидящий рядом мужчина дал мне ключи и сказал:
– Квартира на третьем этаже. Дверь без номера направо. Тут никто никого не знает, так что входи смело. Она придёт минут через пятнадцать. Войди и жди в спальне. Когда войдёт, набрасывайся сразу. Старайся не разговаривать и не смотреть в глаза. И помни, для тебя она – только объект. Увидишь в ней человека – можешь облажаться. Понял?
– Да, – нерешительно ответил я.
– Тогда действуй.
Не буду описывать негнущиеся ватные ноги, трясущиеся руки, пятнадцатиминутный диалог с самим собой в стиле быть иль не быть… тварь я дрожащая, или право имею. Всё это, конечно, было, но обо всём сказано тысячу раз. Короче, ограничусь фактами, тем более что из-за обрушившегося на меня эмоционального шторма я помню произошедшее слишком размыто.
Как и говорил Кирилл, я вошёл в довольно милую квартиру, запер дверь на ключ и прошёл в спальню. Спальня понравилась, но запомнил я лишь фотографию в рамке на компьютерном столе. Только на этой фотографии моя будущая жертва была на несколько лет моложе, и в глазах сиял блеск счастья. С одной стороны её обнимал мужчина, а с другой – мальчик лет десяти. Глядя на фото, я чуть не расплакался, а потом еле сдержался, чтобы не рассмеяться истерическим смехом: тоже мне, плачущий насильник. Плачущий убийца ещё куда ни шло, есть такой фильм, но насильник…
Задержись она минут на тридцать, я бы, наверное, сошёл с ума, но она пришла вовремя. Я слышал, как в замочную скважину вставляется ключ, как открывается дверь, как она входит, стуча каблучками, как снимает туфли. Почему-то вспомнилась мама, как в детстве я ждал её с работы…
На душе стало так тошно, как никогда. Но надо было вставать, надо было действовать, надо было…
Мы встретились в коридоре. Она шла в комнату, из которой я выходил. Увидев меня, она вскрикнула от испуга.
– Если я этого не сделаю, меня убьют, – зачем-то сказал я.
Она оказалась не робкого десятка. Вместо того, чтобы кричать и молить о пощаде, бросилась в драку и сразу расцарапала лицо, чуть не оставив без глаз, и больно стукнула ногой по голени. (Как всё-таки здорово, что принято разуваться в квартирах!) В результате я за считанные мгновения превратился из насильника в жертву. Защищая себя, я двинул её кулаком по лицу, да так, что она грохнулась на пол со всех четырёх. Не дожидаясь, пока придёт в себя, я бросился на неё, двинул ещё раз, теперь в лоб, и, задрав подол, сорвал трусы. Затем торопливым движением расстегнул штаны и достал инструмент насилия, который от происходящего сжался так, что стал меньше, чем был во младенчестве. А так как насиловать, вылизывая клитор или обхаживая пальцами, не принято, я растерялся. Но не надолго. Схватив героя двумя пальцами за крайнюю плоть, я принялся остервенело тыкать его во влагалище, мысленно матеря всё и вся.
Остановил меня её смех. Она лежала и смеялась, и смеялась надо мной, причём совершенно обычным смехом, не истерическим.
– Чего ржешь, дура? – растерявшись, спросил я.
– Ты бы на себя посмотрел, горе-насильник, – ответила она сквозь смех.
– Извини, но если я этого не сделаю…
– Да ладно, считай, что у тебя зачёт.
– Что?!! – окончательно охренел я.
– Добро пожаловать в лабиринт.
– Так ты?..
– Очередная веха на твоём пути к себе.
– Ну и на хрена всё это? – чуть не плача, спросил я.
– Чтобы сбить с нервов мох.
– Лучше бы мне приказали тебя убить, – разозлился я.