Выматерившись в никуда, я встал с постели. Посещение туалета внесло немного позитива. В ванной я вновь вспомнил о Нине, и воспоминание настолько меня возбудило, что пришлось облегчаться юношеским методом. Интересно, какой идиот придумал, что это вредно? Наверно, тот выживший из ума сексопатолог, который первым решил, что сексуальная норма мужчины в возрасте от двадцати до сорока пяти лет – два-три раза в неделю по полторы-две минуты. Хотя, может, он никогда больше и не мог? Тогда понятно, почему у него руки не доходили.
Приняв душ, я оделся. Затем подошёл к двери в вотчину дракона и приложил к ней ухо. Там было тихо, как у негра в гробу. Я собрался вернуться на диван и подремать в ожидании, когда на глаза попалось письмо. Разумеется, никуда переться я не хотел. Поэтому, вопреки полученным инструкциям, позвонил в музей по телефону.
– Слушаю вас, – услышал я противный женский голос.
– Здравствуйте. Могу я услышать Кирилла Фёдоровича?
– А кто его спрашивает?
– Борзяк. Он ждёт звонка, так что…
– Хорошо, – перебила она меня, – одну минуту.
Минута продлилась целую вечность. Наконец, я услышал голос начальства.
– У аппарата, – сообщил Кирилл Фёдорович.
– Это Борзяк. Я звоню по поводу сегодняшнего мероприятия.
– Ты передал приглашение дракону?
– Разумеется, сразу же, как только он появился.
– И что он ответил?
– Он написал вам письмо. К сожалению, я не смог сразу его передать, так как всё время был занят с драконом. Но вот появилась свободная минутка, и я звоню.
– Ну, и что он пишет?
– Не знаю. Это же вам письмо.
– А ты что, не знаешь, что там написано?
– Откуда?
– Ладно, вези сюда.
– Хорошо. Ждите.
– А вообще… нет. Вдруг ты ему понадобишься, а тебя нет?
– Тоже верно.
– Ладно, я сам приеду.
– Хорошо, я ему скажу, если появится, но вообще-то он – существо капризное и совершенно непредсказуемое.
– Слушай, а давай ты мне прочтёшь по телефону, – решил он после достаточно длительной паузы.
– Одну минуту.
– И что это значит? – спросил он, прослушав сочинение дракона.
– Он говорит, что не сможет принять приглашение.
– Ну, и какого он чёрта? – в сердцах сказал Кирилл Фёдорович. – Вот ты с ним всё время. Ты можешь объяснить, какого ему ещё надо?
– Не знаю, – ответил я, – он ведь только внешне похож на человека. Мозги же у него совсем не по-нашему устроены. Так что…
– Тебе, наверно, тоже тяжело приходится?
– Как Алисе в дурдоме «Снегурочка».
– Понятно, – он тяжело вздохнул. – Ладно, держись, уже немного осталось.
– Спасибо, – ответил я, и положил трубку.
Дракон появился минут через двадцать. Его лицо буквально сияло от удовольствия.
– Вижу, у вас была отличная ночь, – заметил я после обмена приветствиями.
– У тебя тоже получилось не кисло, – ответил он.
– А это что? – строго спросил дракон, обнаружив на тумбочке распечатанное письмо.
– Я прочёл его по телефону.
– Сам предложил?
– Дал возможность догадаться Кириллу Фёдоровичу.
– Это правильно. А как отмазался от вопросов и комментариев?
– Сказал, что вы только внешне похожи на человека, так что думаете не так, как мы.
– А ты смышленый парень. Вот только опять выкаешь.
– Какие планы на сегодня? – сменил я тему.
– Ты уже завтракал?
– Ещё нет.
– Тогда завтракай, а я приму душ.
– А потом?
– Не суетись под клиентом.
Дракон пошёл плескаться, а я отправился на кухню жарить яичницу и варить кофе. Во время водных процедур дракон отвратительно пел, да так, что мог бы перекричать не то, что взлетающий самолет, а взлетающий поезд. Мне же ничего не оставалось, как проглотить его пение вместе с яичницей и кофе.
Выйдя, наконец, из ванной, дракон заявил:
– Форма одежды походная. Идём на кладбище. Возражений нет?
Возражений у меня не было, и минут через двадцать мы шли по родной для меня версии Аксая. Дракон отказался от идеи ехать на машине, и предпочёл пройтись. Настроение у него было игривое. Всю дорогу он что-то мурлыкал или насвистывал, а когда мимо нас проходила очередная красотка, а, как я уже писал, у нас много красивых женщин, он настолько откровенно и с удовольствием её разглядывал, что от его беззастенчивого взгляда барышни становились застенчивыми. Мой же оптимизм значительно поубавился, когда я понял, что дракон тянет меня не на старое кладбище в центре Аксая, – оно же единственный аксайский парк времён моего детства, – а на новое, до которого идти хоть и не три дня лесом, но час-полтора точно. Я же люблю прогулки не на столь марафонские дистанции.
У входа на кладбище дракон остановился и торжественно изрёк:
– Вот он – истинный оплот вашего идиотизма!
В этот момент он напоминал царя Петра, узревшего в северных болотах будущий град имени своего имени.
– Та помпа, с которой вы подходите к вопросу утилизации мёртвых тел… – продолжил он, медленно прогуливаясь между могилами, – поистине заслуживает торжественного осмеяния. Подумать только: вы так благоговеете перед разлагающейся человечиной, словно цель вашего бытия – произвести, вырастить, а потом и захоронить труп. При этом вы боитесь думать о смерти, изобретя такую же трусливую семантическую успокоительную пилюлю, как переименование тринадцатого этажа в четырнадцатый. Вы так благоговеете перед собственной дохлятиной, что готовы жертвовать живыми ради благополучия и покоя мёртвых. И я сейчас не говорю о том, что под кладбища вы отводите огромные территории, отнимая их у тех созданий, что жили там испокон веков; и не об уничтожаемых деревьях для производства гробов – вам на них наплевать, и все ваши защитно-экологические выходки – не более, чем попытка сорвать с кого-нибудь бабки, продемонстрировать, какие вы хорошие, и сколотить какой-никакой политический капиталец. Я говорю о тех случаях, когда из-за идиотских предрассудков тупых родственников покойных не проводится вскрытие, которое помогло бы медицине сделать пусть малюсенький, но шажок вперёд; или о тех смертях, что случились из-за того, что очередной мудак предпочёл быть закопанным целиком, а не поделиться с людьми ставшими ему ненужными органами.
При этом вы считаете глупыми дикарями тех, кто, в отличие от вас, догадался, что человечина – это мясо, а раз так – его можно как минимум есть. А это решение намного гармоничней вашего, так как, поедая тела убитых врагов, эти люди не убивают кого-то ещё.
А те же нацисты шокируют вас не столько своей индустрией массовых убийств – христианство, например, уничтожило гораздо больше народа, однако никто не призывает приравнять священников к нацистским преступникам, – а тем, что начали использовать убиваемых в практических целях: варить мыло или ставить опыты.
Однако скоро вам придётся начать использование человеческих тел хотя бы для производства удобрений, и тогда хотел бы я посмотреть на рожи поборников Святого Идиотизма – единственной святыни, которой вы самозабвенно способны поклоняться.
Наверно, я должен был вознегодовать от лица оскорблённого человечества после этих слов, но мне не негодовалось. Более того, я испытывал злорадное удовольствие от того, как дракон разносил их в пух и прах. Их? Всё верно. Как написал когда-то Ницше: «Остальные – это всего лишь человечество», а я… Я «ушёл от закона, но так и не дошёл до любви», как пел Гребенщиков. Я был сам по себе. Скорее всего, поэтому выбор драконов и пал на меня, хотя в это хотело верить моё чувство собственной важности. Ведь, скорее всего, они попросту ткнули в первого попавшегося, и таким попавшимся оказался я.