Если идти по следам, оставленным каменными надписями, то дорога неминуемо приведет нас на некрополь. Некрополь — это значит город мертвых; теперь мы обычно пользуемся другим словом — кладбище.
Как и наши современники, древние афиняне ставили на могилах памятники: иногда — сделанные из камня большие сосуды, иногда — стелы, четырехугольные плиты, изображавшие покойного в кругу его близких. Вот молодая женщина (мы узнаем из надписи, что ее имя Гегесо), сидящая на стуле, а перед ней стоит рабыня и протягивает Гегесо шкатулку с драгоценностями, которые она так любила при жизни; вот стела Мнесагоры, где мы видим ее и ее маленького брата, который, опустившись на левое колено, протягивает к ней руки. И тут же, рядом с изображениями, скупые надписи: несколько прощальных слов, обращенных к покойному, его имя, изредка — профессия. Казалось бы, что может извлечь историк из этих скудных фраз?
Конечно, если бы мы располагали одним, двумя или тремя такими надгробиями, они не очень обогатили бы наши представления о далеком прошлом. Но все дело в том, что надгробных надписей множество.
«Прощай, Гегесо!» Надгробный памятник
В Малой Азии, на берегу Средиземного моря, был расположен некогда город Корик. Древние авторы упоминают о нем очень редко. Зато на некрополе Корика сохранилось свыше пятисот надписей (эпитафий), которые были вырезаны в IV—VI веках н. э. На многих из эпитафий, помимо имени покойного, указано ремесло, которым он занимался, или же ремесло его отца, или и то и другое: «Суконщик Феодот, сын суконщика Дионисия, корикийца».
Значит, собрав все упоминания профессий в корикских эпитафиях, можно было получить представление о развитии ремесла в одном из провинциальных городов Восточной Римской империи IV —VI столетий; и действительно, здесь встречаются гончары, суконщики, золотых дел мастера, сапожники, ножовщики, мастера, изготовлявшие льняные ткани, и различные иные ремесленники. Упоминаются в надписях мастера - строители, врачи, содержатели бань, садовники, владельцы харчевен, мелкие торговцы и прочая и прочая. Часто встречается в надписях профессия виноторговца и торговца льняными тканями. Были поставлены надгробия на могилах людей, переселившихся в Корик из других городов — из Антиохии и Никомидии, из различных соседних селений и из далекого Византия (Константинополя). Есть пять надгробий могильщикам — даже и эта профессия не спасала от смерти.
Когда жители древнего Корика вырезали на камне краткие надгробные надписи, они меньше всего думали о тех, кто по эпитафиям будет восстанавливать картину хозяйственной жизни их города. Однако именно в этой возможности ценность корикских надписей: благодаря им мы можем теперь сказать, что в IV — VI веках Корик был городом, где процветала торговля вином и льняными тканями, где обитало много ремесленников, куда переселялись жители различных городов империи. Эпитафия — подлинный документ, и если в ней говорится, что под плитой погребен гончар, то в справедливости этих слов не приходится сомневаться. Следовательно, города Восточной Римской империи IV—VI веков (ведь Корик — не исключение!) действительно, продолжали еще оставаться центрами ремесла и торговли, в то время как в Западной Европе ремесло и торговля пришли в глубокий упадок. Но так было лишь до VI века — позднее и Корик был разрушен, перестал существовать.
Далеко не повсюду надписи упоминают профессию покойного. Но даже самые скудные эпитафии, содержащие только имена умерших, оказываются подчас важным источником для восстановления прошлого. Недалеко от устья Дона существовала в древности греческая колония Танаис, входившая в состав Боспорского царства. Как узнать, кто жил в этом городе: греки или местное население? Ученые исследовали имена на надгробных надписях танаисского некрополя и подсчитали, что сорок процентов имен негреческие, местные. Если при этом учесть, что какая-то часть местных жителей, бесспорно, принимала греческие имена, то окажется, что не менее половины жителей древнего Танаиса состояло из скифов, сарматов и представителей других причерноморских племен.
Впрочем, не всегда надгробия так скупы — иной раз они превращаются в маленькую повесть о добродетелях покойного. В одной эпитафии времен Римской империи мы читаем: