На хороших сортах бумаги, на деньгах филиграни продолжают ставить и в наше время.
Мастерская средневекового бумажника. Чан с кашеобразной массой, сзади — пресс. По краям рисунка средневековые филиграни.
Итак, древний писец кладет перед собой лист папируса, берет камышовую тростинку, служащую ему пером, и, покусывая ее, уже готов начать работу. Постойте, но куда же он обмакнет перо?
И вот тут-то мы приближаемся к разгадке загадочной гибели Аякса.
Перед писцом — простая глиняная чернильница (такие находят при раскопках, нередко с остатками высохших чернил); чернила приготовлены из сажи или добыты из «чернильного мешочка» каракатиц. То ли из-за качества этих чернил, то ли из-за свойств папируса, но текст легко смывается губкой. О «разрушительной губке» нередко с трепетом вспоминают античные поэты и прозаики.
Так вот что имел в виду Август, говоря о гибели Аякса от губки...
При одном из преемников Августа, при императоре Калигуле, вздорном и самовлюбленном человеке, который свою лошадь назначил членом римского сената, устраивались поэтические состязания. Авторы, чьи произведения не нравились судьям, должны были тут же разделаться со своим детищем: хорошо, если им разрешалось пользоваться губкой, — иным приходилось слизывать текст языком.
Только с началом средних веков появились чернила, сделанные из чернильных орешков: теперь текст уже нельзя было ни смыть, ни слизать — его приходилось соскабливать пемзой или ножом. Соскабливали не только ошибочно написанные буквы — иногда выскабливали целые книги: ведь писчий материал был дорог. И вот средневековые монахи стирали сочинения великого греческого математика Евклида для того, чтобы на освободившемся пергамене записать рассуждения папы Григория I; на месте трактата римского юриста Гая были переписаны произведения церковного писателя Иеронима, Правда, позднее, когда накануне Возрождения вновь появился интерес к античным писателям, средневековые писцы стали поступать наоборот: они стирали библию и писали новый текст — трагедии Софокла.
Но чернила из орешков были въедливы. Стертые пемзой, сцарапанные перочинным ножиком, они все- таки оставляли глубокие следы — и под новым текстом слабо и неясно проглядывал старый. Такие рукописи, написанные по стертому тексту, получили название палимпсестов (это название произошло от греческих слов, означающих «снова» и «тереть»).
Для того чтобы сделать ясным старый текст палимпсестов, рукописи стали подвергать химической обработке. И старый текст действительно оживал, его можно было снова читать. Впрочем, на первых порах успех был недолгим: химически обработанные листы рукописи начинали темнеть, и некоторое время спустя становилось невозможным читать не только старый текст, но и тот, который был написан поверх него.
Теперь палимпсесты больше не подвергают химической обработке; вместо этого их фотографируют специальным образом, и на снимке проступают невидимые строки, остатки текста, стертого много сотен лет назад.
Знаете ли вы, что такое протокол? Может быть, знаете, но уж во всяком случае вы не знаете, что такое эсхатокол. Сейчас я об этом расскажу.
Папирус применялся не только для составления документов или частных писем — на папирусах переписывали целые книги. Но так как папирус хрупок и при сгибе ломается, из него трудно было изготовить книгу привычного для нас вида, состоящую из сложенных листов: папирусная книга почти всегда была свитком, в котором все листы приклеены один к другому; если такой свиток развернуть, образуется лента, иногда достигающая нескольких десятков метров.
Первый лист папирусной книги назывался протокол (от греческих слов «протос» — первый и «коллао» — приклеиваю), последний — эсхатокол (от греческого «эсхатос» — последний). О тех, кому чтение давалось с трудом, в древности нередко говорили: «Только взялся за книгу, а уже мечтает об эсхатоколе!»
Папирусная книга навертывалась на валик, на концах которого были рогульки, чтобы книгу легче было держать в руках. Окончив чтение, книгу клали в кожаный футляр, который назывался фелонь (это слово вошло в русский язык, но в ином значении — верхнее одеяние). В библиотеке папирусные свитки держали в корзинах.