Византийские императорские грамоты скреплялись золотой печатью, отчего они и получили название «златопечатное слово». Золотая печать подвешивалась к документу на красном или фиолетовом шнуре, который проходил через узкий канальчик в золотой пластинке; специальный инструмент, буллотирий, оттискивал на обеих сторонах золотой пластинки изображения: на одной — Христа, на другой — императора; при этом буллотирий прочно зажимал шнур внутри золотой печати. Впрочем, иной раз византийские императоры скрепляли грамоты свинцовой печатью.
Содержание королевских грамот могло быть самым разнообразным: среди них — и пожалования земельных поместий с крепостными, и разрешение феодалам творить суд в их владениях, и освобождения горожан от поборов, и письма государям соседних стран. Но мы уже знаем, что с королевскими грамотами надо быть осторожным: не всякое обещание короля выполнялось, даже если оно было подписано монограммой и скреплено восковой, свинцовой или золотой печатью.
Византийская свинцовая печать с легендой: «Богородица, помоги (оба слова переданы монограммой в виде креста с буквами в центре и на концах) твоему рабу», на оборотной стороне — имя и чин: «Никифору веститору».
Здесь я хочу сделать отступление. Я хочу поговорить о свинцовых печатях.
В Византии печати ставили не только императоры. Различные чиновники привешивали к своим посланиям маленькие свинцовые кружки с изображением богородицы, или креста, или какого-нибудь святого и с какой-нибудь легендой (помните это слово?), иногда даже стихотворной. Лишь немногие из этих печатей уцелели на своем месте, привешенными к документу, — по большей части документы сгнили, и сохранились лишь свинцовые печати. И вот, оказывается, свинцовые печати сами по себе, без текста грамоты, могут кое о чем рассказать. Недаром есть специальная наука, занимающаяся печатями, — она называется сфрагистика (от греческого слова «сфрагис» — печать).
Легенда печати обычно несложна: «Богородица, помоги твоему рабу Никифору веститору» или. «Господи, помоги твоему рабу магистру Катакалону». Часто на легенде названа и должность владельца печати: «Эпискептит императорских поместий в Петрионе» или «Стратиг Фракисийской фемы». Если собрать все легенды на византийских печатях, то можно установить список административных должностей, существовавших в то время, и список лиц, занимавших эти должности; можно определить, на какие области (по-гречески фемы) распадалась Византийская империя и кто в какое время был стратигом (наместником) этих фем; можно иной раз даже проследить, как продвигался какой-нибудь чиновник по служебной лестнице.
Свинцовые печати псковских посадников.
Свинцовые печати позволяют ставить и более серьезные вопросы. Ученые располагают довольно большим числом печатей управителей императорских поместий — эпискептитов. Так как на легенде обычно названа местность, где находятся поместья, управляемые эпискептитом, то мы можем узнать, в каких частях Византии существовали императорские поместья. Мало того. Можно заметить, что большая часть печатей управителей императорскими поместьями относится к XI и XII столетиям. Не вправе ли мы предположить, что именно в эти века особенно многочисленными были императорские поместья, особенно много земель принадлежало императорам?
Давайте представим себе, что это означает. Сопоставим этот вывод с тем, что мы знаем по другим материалам об истории Византии.
Еще в X веке в Византии было довольно много свободных крестьян, которые служили в армии, платили государственные налоги и могли распоряжаться своей землей: продавать ее, дарить, отдавать сыновьям. И вот они продавали ее, дарили и отдавали, но по большей части не сыновьям, а монастырям и вельможам. Они поступали так же, как поступали крестьяне на Западе: бедность, низкие урожаи, прямые угрозы могущественных соседей, надежда заслужить царство небесное — все это заставляло византийского крестьянина расставаться с виноградником и садом. Уцелел маленький клочок византийской переписи, составленной в XI веке; там описано несколько десятков земельных владений, расположенных в Средней Греции, неподалеку от города Фивы. Конечно, эту опись не приходится сравнивать с Книгой Страшного суда. И все-таки она красноречива: среди десятков земельных владений, принадлежавших епископам и чиновникам, только один надел — крестьянский.