Кристин де Пизан была французским придворным летописцем XIV—XV вв.
Так поступали не только римские историки, так поступали и летописцы средневековья. Впрочем, самое удивительное состоит в том, что они поступали так не только, когда не знали о прошлом, но и когда хорошо знали о нем. Современник Карла Великого Эйнгард провел много лет при дворе Карла, ему были доступны документы из дворцового архива. Но когда он стал писать историю Карла Великого, то образцом послужили ему «Жизнеописания двенадцати цезарей» римского историка Светония, и для характеристики Карла Эйнгард брал готовые фразы, сказанные Светонием по поводу Августа или какого-то другого римского императора. А сколько раз средневековые хронисты описывали битвы, современниками которых они были, по образцу старинных описаний и даже цифры, исчисляющие количество воинов, брали из старинных книг!
Но не только простая неосведомленность или преклонение перед древними образцами заставляли историков отходить от истины.
В древности, как и ныне, писатели не жили в башнях из слоновой кости, куда не доносится шум жизни, где не видно пламя бушующих страстей. Писатели всегда были связаны со своим временем, со своим классом и защищали — подчас сами того не сознавая — те идеи и предрассудки, которые защищал их класс.
Древнеегипетский писатель поучал: «Когда ты ешь за одним столом с вельможей, не смотри ему в рот. Ешь то, что тебе дают. Говори то, что приятно ему слышать, — он воздаст тебе». Ясно, что этот писатель был защитником интересов тех, кто стоял у власти, что ему были безразличны страдания и беды простых людей Египта: ремесленников, которые до ночи сидели, скорчившись в три погибели, в своих мастерских; земледельцев, у которых поля отнимали их влиятельные соседи; бесправных рабов.
Римские историки, рассказывающие о восстании рабов под водительством Спартака, не видят в этом движении ничего, кроме бессмысленного бунта. Это понятно, потому что эти историки были рабовладельцами, они боялись спартаковского восстания и ненавидели рабов.
Средневековый хронист негодует, повествуя, как крестьяне Нормандского герцогства устраивали сборища и выносили постановления — по старым обычаям пользоваться лесными угодьями. И, наоборот, он с ликованием рассказывает, как рыцари напали на крестьян и отрубили руки и ноги крестьянским вожакам. Он радуется, сообщая, что крестьяне, «вразумленные» таким образом, поспешили вернуться к своим плугам. Средневековый хронист сам, несомненно, принадлежал к классу феодалов, и его симпатии были отнюдь не на стороне восставших крестьян.
«Когда ты ешь за одним столом с вельможей, — могли бы мы сказать этим писателям, — ты должен думать так, как думает вельможа, иначе он не станет тебя кормить».
Значит, многие отклонения древних и средневековых историков от истины объясняются тем, что эти историки принадлежали к господствующему классу, прославляли господствующий класс и с великим пренебрежением относились к простым труженикам.
Средневековый поэт за столом феодала.
Но, помимо того, у них были иные предрассудки. Многие из них думали, что только их страна и их город — настоящая страна и настоящий город, что в других странах и городах живут неполноценные люди, варвары, которые по самой своей природе должны быть рабами. Такие историки считали, что только их народ и их отечество могут одерживать победы. Они даже находили патриотичным изображать поражения своих соотечественников как подлинную победу или, в крайнем случае, как битву, закончившуюся безрезультатно. Они придумывали для своей родины великое прошлое, которого на самом деле не было.
Другие историки были скованы по рукам и ногам религиозными предрассудками. Они считали, что люди, которые верят в иных богов, нежели они сами, и совершают богослужение по иному обряду, нежели они сами, и вообще думают иначе, чем они сами, — эти люди — еретики, богоотступники и язычники, и самое лучшее, что с ними можно сделать, — сжечь на костре.
Анна Комнина, дочь византийского императора Алексея I Комнина, написала в XII веке историю своего отца, где она приписала его уму и полководческим талантам успехи империи. В конце этой книги Анна повествует о расправе над еретиками, вождем которых был старец Василий. Алексей, так рассказывает его дочь, притворился приверженцем еретического учения и пригласил к себе Василия, будто бы для того, чтобы лучше узнать новую веру. Василий подробно развивал свои идеи перед императором, а спрятанный за плотным занавесом писец заносил все его «богомерзкие» слова на покрытые воском таблички. На основании этих записей обманутый и преданный Василий был приговорен к сожжению.