Мы были очень счастливы.
Мы радовались, когда в это лето дождались гостей. Однажды, из Паланги пешком пришла Саломея Нерис. Она не нашла нас дома, но потом встретила на пляже. Мы долго гуляли с ней и разговаривали…
Приехав в рыбацкую деревню, я чувствовал себя первооткрывателем — вот где я увидел новую жизнь, борьбу человека со стихией, ремесло, которого я не знал раньше, живя в деревне! Да и люди, думалось мне, здесь особенные, отважные, сильные, энергичные. В первое же утро, гуляя по деревне, я встретил немало рыбаков, мужчин и женщин, — одни сушили сети после ночного лова, другие нанизывали на удочки наживку, третьи смолили лодки или поднимали паруса. Я здоровался с ними, как мне казалось, вежливо, а они, не поднимая головы от работы, однообразно отвечали:
— Добрый день, добрый день… — и все.
Я расспрашивал их о погоде, о лове, об их работах, но ответы получал все такие же односложные, скучные. Мне никак не удавалось подружиться с рыбаками.
Наконец я решил действовать другим способом. Сходив в Палангу, я купил бутылку водки. Свою хозяйку попросил достать копченого угря и поджарить камбалы. К вынесенному во дворик столу я пригласил нескольких рыбаков, живших по соседству, которых видел каждый день. Они пришли, тихо сели, тихо поднимали рюмки, тихо откусывали рыбу.
Выпив, они изменились — повеселели, стали разговорчивее, а один из них сказал:
— Так вы, господин, ничего… А мы-то думали…
— Что ж вы думали?
— Мы-то думали, что вы шпик из Каунаса, господин…
Я просто рот разинул. Этого только не хватало!
— Мы-то думали, что вы шпионить приехали…
— А зачем мне шпионить?
— Мало ли теперь всяких шляется, — говорил рыбак. — Все разнюхивают, как мы спирт контрабандой возим из Данцига…
Я рассмеялся.
— Знаете что, уважаемые, — сказал я им, — занимайтесь вы своей контрабандой сколько угодно… Не мое это дело…
Дружба с рыбаками с этого дня стала теснее. Во всяком случае, они хоть не отводили глаз и приветливее отвечали на расспросы…
Летом я получил известие, что Клайпедская литовская гимназия имени Витаутаса Великого ищет учителя по литовскому языку и литературе. Приехав в Клайпеду, я зашел к директору. Да, им нужен молодой, энергичный учитель. Гимназия находится в ведении не каунасского Министерства просвещения, а местного совета. «О, — подумал я, — здесь, без сомнения, будет привольней. Никто не станет тянуть тебя в таутининки или в шаулисы».[92] Кроме того, в Клайпеде учредили новое учебное заведение — Институт торговли, который тоже нуждался в преподавателе литовского языка.
И вот в Каунасе я прощаюсь со своей комнаткой и передаю ее своему лучшему другу Пятрасу Цвирке. Беру чемодан, любимые книги и, собираясь уходить, говорю:
— Пока я жил здесь, как видишь, женился… Желаю тебе того же самого, тем более что девушка у тебя уже есть… И не забудь, что я вас сосватал…
— Ну, ну, не хвастайся, — говорит Пятрас. — Без нашего обоюдного желания все равно ничего бы не вышло.
— Так-то оно так, но если бы не я…
И правда, когда я познакомился с сестрой своей жены, подвижной привлекательной студенткой Художественного училища, коротко стриженной, похожей на мальчика, я в шутку начал ей рассказывать, что ею очень интересуется один мой товарищ. Да и Пятрасу я не раз говорил, какая это замечательная девушка. Когда они встретились, они сразу подружились, и эта дружба, через год после нашей свадьбы, тоже кончилась свадьбой. Таким образом, мы с Пятрасом стали не только друзьями, но и свойственниками. В его жизни, как и в моей, эта крохотная комнатка с зарешеченным окном сыграла большую роль.
В ПРИМОРСКОМ ГОРОДЕ
И вот я в городе, о котором месяца два назад даже и не помышлял. В Клайпеду обычно перебираются неблагонадежные люди, «ссыльные», которые в Каунасе не могут получить работы. Здесь действуют более свободные законы. Конечно, сюда наезжают и высокие чиновники, различные губернаторские советники. В Клайпеде много хорошего — рядом море, и с весны до поздней осени, пока не начался сезон дождей и туманов, приятно сходить в Гируляй, переправиться на пароме в Смильтине или даже поплыть на пароходике в Ниду.
Чистый каменный город под красными черепичными крышами заметно отличается от других литовских городов. Пожалуй, он больше напоминает Западную Европу. Здесь полно ресторанов и кабаков — при желании и при деньгах можно пошуметь не хуже, чем в Каунасе. Владельцы лавок — с литовскими, но онемеченными фамилиями, всякие Кораллусы, Гайдиесы, Гелльшиннисы и тому подобные, в которых нетрудно распознать литовских Каралюса, Гайдиса и Гельжиниса. В литовском Клайпедском крае поместьями владеют немцы (земельная реформа здесь не проводилась). Крестьяне говорят на интересном жемайтийском наречии; на улицах города раздается и литовская и немецкая речь. Очень красив рынок — все столики украшены цветами. Опрятные крестьянки продают продукты.