Бихевиористы не спешат с заключением, что ответственность с человека снимается при принятии их теории. Подчеркивая сложность нашего физического устройства, некоторые бихевиористы иногда говорят о тех или иных формах человеческой ответственности. Но факт остается фактом, что без существования различных субстанций (разум, душа или дух), которые обладают какой-то степенью независимости, человек — всего лишь винтик в механизме вселенной. Материя остается материей, как бы высоко ни была она организована.
В натуралистически-бихевиористическом мире для нас нет возможности поступать как-то иначе: наше прошлое было неизбежно и наше будущее предопределено жестким механическим законом. Мы не осуждаем кирпич, упавший со стены здания, даже если он убьет кого-то. Мы не осуждаем человека за то, что у него курносый нос. Поэтому, мы не можем осуждать кого-либо за воровство, насилие, терроризм. Эти действия обусловлены нашим генофондом, или, как сказал бы Скиннер, зависят от нашего окружения.
Конечно же, никто из бихевиористов не живет последовательно применяя к своей жизни эту теорию. Они обращаются в суд, когда сталкиваются с нарушением закона, и требуют с других ответственности за те или иные действия. Если бы Скиннер не получал заработной платы, или если бы его обманули издатели, он бы потребовал от виновных отчета в их действиях. Он заговорил бы о своих правах и требовал бы с других возмещения тех убытков, которые бы он понес. Всякая теория, которая не может быть последовательно применена в жизни, вряд ли может рассматриваться как удовлетворительная.
Более того, бихевиористы не могут доверять даже своему собственному разуму, или, скорее, своему мозгу. Если мозг секретирует мысли как печень секретирует желчь, то разумность является продуктом случайного сочетания физических компонентов.
Но как мы можем узнать, является ли это случайное соединение в своем роде правильным или бессмысленным? Почему мы считаем, что, нам необходимо следовать законам логики? И разве не является то, что мы называем иррациональным, таким же случайным сочетанием химических реактивов, как и рациональное? Бихевиорист, который проводит исследования и пишет книгу тактично предполагает, что мысли, представленные им, являются правильными благодаря верной, хотя и случайной комбинации химических реакций. Но в мире, направляемом чистой случайностью, кто может быть в этом уверен?
В конце концов, в противоположность спорным идеям бихевиористов, существуют как философские, так и научные свидетельства в пользу того, что мы обладаем все-таки некоей нематериальной субстанцией.
Философские аргументы в пользу наделенности человека нематериальной субстанцией были разработаны Платоном и выражены другими философами (Аквинат и Декарт). Они считали, что нашей концепцией не может быть материальная субстанция, поскольку концепции являются универсалиями, в то время как материя всегда индивидуальна. Мортимер Адлер суммировал эти аргументы:
«Если бы наши концепции являлись бы действиями телесных органов, таких как мозг, они должны были бы существовать в веществе, и в то же самое время быть индивидуальными. Но они универсальны. Следовательно, они не существуют и не могут существовать в материи, и сила концептуальной мысли, посредством которой мы формируем и используем концепции, должна быть нематериальной силой, то есть той, действия которой не являются действиями телесных органов»[41].
Для того чтобы проиллюстрировать это попробуем использовать концепцию животного. Она подразумевает под собою более целый класс объектов, нежели отдельного представителя этого класса. В эту концепцию мы включаем собак, кошек, коров и целый ряд других созданий. В общем опыте лишь индивидуальные веши существуют, но наши концепции превосходят индивидуальность материального существования. Поэтому концепции не могут являться субъектами веществ; они должны существовать как нематериальная субстанция,
Научные свидетельства в пользу нематериальности разума мы получаем и от такого выдающегося нейрохирурга, как Вайлдер Пенфилд. На основе многих экспериментов, Пенфилд пришел к выводу, что каждая личность является носителем нематериальной субстанции, равно как и материального тела. В своей книге «Тайны мозга» он утверждает, что хотя он пытался объяснить разум лишь на основе умственных процессов, постепенно он пришел к выводу, что разум и мысли должны рассматриваться как два отдельных элемента, а не как один.
«Так как мне казалось очевидным, что никогда не будет возможным достаточно полно объяснить разум на основании нейрохирургических вмешательств в мозг, а также потому, что мне казалось, что разум развивается и существует вне зависимости от жизни индивидуума, потому что компьютер (которым является мозг) должен быть запрограммирован и управляем извне, я пришел к выводу, что наше существо состоит их двух фундаментальных элементов»[42].
Подобный двусоставной (материя и дух) взгляд объясняет, почему мы воспринимаем себя как существа, наделенные ответственностью; наш разум, который связан с нашим мозгом, не обязательно должен находиться в полной зависимости от физических и химических процессов. Такое объяснение находит свою опору во взгляде иудео-христианского мира, а также в наших ежедневных опытах и переживаниях.
Бихевиоризм, таким образом, не выдерживает критики в своих попытках построить жизнеспособную теорию. Его собственные предпосылки выступают против возможности иметь объективные моральные стандарты. По сути дела бихевиоризм не предлагает никакой моральной системы, и мы вновь стоим перед вопросом: существует ли последовательная этическая теория, которая, в то же самое время, могла бы соответствовать реалиям человеческой жизни?
Глава пятая. Эмотивистская этика
В данной главе рассматривается эмоция, как единственный фактор, определяющий этическую систему оценок, а также философское применение такого взгляда.
Современная этическая мысль дает довольно необычный ответ на вопрос: что делает те или иные действия верными или неверными? Каков же этот ответ? Ничего буквально хорошего или плохого не существует; эти термины просто выражают эмоции, и как таковые не могут быть ни верными, ни ложными. Так, во всяком случае, учит школа эмотивистской этики.
Данная теория морали происходит от знаменитого эмпириста Дэвида Юма. Он верил, что знание ограничено по отношению к нашему чувственному восприятию. Если мы не будем учитывать этого, говорит Юм, наши знания останутся неосновательными. Действительно, если знание ограничено в отношении к нашим физическим чувствам, следовательно интеллектуальный разговор о Боге, душе, морали становится невозможным. Подобные дискуссии, говорит Юм, принадлежат реалиям метафизики, реалиям, которые невозможно потрогать, увидеть, услышать, ощутить нашим обонянием. Таким образом, в своих предпосылках Юм исключает всякое знание и рассуждение в таких вопросах.
Но если знание ограничено по отношению к нашим чувствам, что можем мы знать? Юм верил, что все, что мы можем знать — это факты. Я могу сказать только: «ворона черная» или «книга лежит на столе». Знание ограничено подобными наблюдениями. (Позднее Юм сомневался, что даже такое знание является возможным).
Как быть с таким утверждением, как «воровать — плохо»? На первый взгляд это может выглядеть как констатация факта. Может показаться, что это утверждение того же порядка, что и утверждение о том, что эта ворона является черной, или что книга лежит на столе. Но на самом деле все совсем иначе. Плохо — это не констатация факта. Подобные вещи мы не можем рассматривать так же, как цвет тех или иных предметов. Если кто-либо скажет мне, что ворона черна, я могу выглянуть за дверь и удостовериться в этом. Я могу увидеть и кого-то ворующим, но я не могу увидеть морального суждения «плохо». Мы все видели черное, но никто из нас не видел «плохое».
41
Mortimer J. Adler, The Difference of Man and the Difference of It Makes (New York: Holt, Rinehart and Winston, 1967), p. 221.
42
Wilder Penfield, et al., The Mystery of Mind (Princeton, N. J.: Princeton University Press, 1975), p. 80.