По грустной иронии судьбы это письмо получили и Триполи вместе с двумя другими, написанными ровно через два месяца. За эти два месяца на кочевьях кунта произошли перемены, которые менее стойкого человека, чем Александр Лэнг, наверняка привели бы в полнен шее отчаяние. Вспыхнувшая эпидемия дизентерии погубила чуть ли не половину племени. Умерли оставшиеся в живых после нападения спутники Лэнга — ле Бор и Харрис, умер злосчастный Бабани, и что самое страшное, умер сам Сиди Мухаммед ал-Мухтар. Его сын, ставший теперь вождем племени, относился к Лэнгу, пожалуй, не менее доброжелательно, чем отец, но помогать майору двигаться дальше он не собирался, да и воз мощностей отцовских у него не было. К тому же, молодой шейх гораздо лучше своего гостя представлял себе. Остановку в Томбукту и его окрестностях, а также те опасности, которыми чревато было для Лэнга дальнейшее путешествие в этот город, и, по-видимому, искренне старался убедить европейца не пытаться туда проникнуть.
Но у Лэнга стремление достигнуть Томбукту стало к лому времени навязчивой идеей. Прежняя трезвая уверенность в успехе превратилась почти в мистическую веру в свое особое предназначение: «Я хорошо знаю, что, если я не посещу этот город, мир навсегда останется в неведении относительно него. И это не ложное и хвастливое заявление, когда я говорю, что после меня город никогда не посетит ни один христианин». Правда, майором руководили и чисто практические соображения. Даже если бы он сейчас и отказался от мысли о достижении Томбукту, ему нужны были бы деньги на обратную дорогу, и деньги немалые. А достать их ограбленный туарегами Лэнг мог надеяться только в Томбукту: местные купцы, поддерживавшие давние и прочные связи с Северной Африкой, не побоялись бы ссудить ему сумму, нужную для обратной дороги в Триполи. Так что оставался лишь один путь — вперед.
Сейчас Лэнг ясно понимал, что Томбукту станет конечным пунктом экспедиции. У него не хватило бы сил, не говоря уже о деньгах, чтобы попробовать выйти на побережье Гвинейского залива, как это предполагалось первоначально. Поэтому в своих июльских письмах он совершенно спокойно пишет об экспедиции Клаппертона и выражает надежду, что тому уже удалось установить место впадения Нигера в океан. Ну, а если Клаппертону не повезет, то ему, майору Лэнгу, теперь уже достоверно известно, где надлежит искать устье реки. И он бы не возражал против того, чтобы это устье разыскать самому.
В июле в ставку молодого шейха (она к этому времени откочевала в область Азавад, то есть значительно приблизилась к цели путешествия Лэнга) возвратился из Томбукту племянник Бабани, в свое время ушедший гуда с караваном, в составе которого майор отправился из Айн-Салаха. Он очень доброжелательно относился к путешественнику и охотно согласился проводить его до таинственного города. В состав британской «миссии в Томбукту» теперь входили только майор Александр Лэнг и его слуга Бонгела — чернокожий африканец, который когда-то был слугой Бабани. Лэнг нанял этого человека в Гадамасе, и Бонгела честно служил ему на протяжении заключительного этапа экспедиции. В последних числах июля Лэнг выехал из ставки сына Сиди Мухаммеда, направляясь в Томбукту. 13 августа 1826 года его маленький караван наконец вошел в «великую столицу Центральной Африки» — так Лэнг назвал город в одном из своих писем.
В Томбукту давно уже знали, что какой-то упрямый европеец с удивительной настойчивостью продвигается к городу через пустыню. Знали и испытывали острейшее беспокойство, не столько, может быть, из-за самого этого «христианина», сколько из-за неприятных внешнеполитических последствий, которые неминуемо влек за собой визит незваного гостя.
Султан Сокото Мухаммед Белло, с которым познакомился во время первого своего путешествия Клаппертон, был не единственным, кто опасался все убыстрявшегося проникновения европейцев во внутренние» области Африки. Не меньше Белло боялся этого и правитель другой могущественной теократической державы, созданной фульбской знатью в Западном Судане в начале XIX века, шейх Ахмаду (или Секу Амаду Лоббо). Границы владений Ахмаду все ближе придвигались к Томбукту, и из своей новой столицы Хамдаллайе в гористой области Бандиагара на правом берегу Нигера фульбский государь очень внимательно следил за тем, что происходит на подступах к важнейшему торговому центру. Появление «христианина» в Томбукту не устраивало Ахмаду ни с идеологической, ни с политической точек зрения: он слишком хорошо знал, к чему вело проникновение европейцев во внутренние области континента на западе, со стороны Сенегала и Гамбии, а государство свое создавал под лозунгами священной войны мусульман против иноверцев. И поэтому незадолго до появления Лэнга в городе старейшины Томбукту получили от Ахмаду грозное письмо. Им предлагалось не пускать «христианина» в Томбукту. Ссылаясь на повеление Мухаммеда Белло (правитель Сокото считался номинальным «повелителем верующих» в Западном Судане), Ахмаду предостерегал отцов города: страны Судана слабы, и посещения «христиан» будут иметь для них пагубные последствия. Нельзя отказать Ахмаду в прозорливости, но для Лэнга его письмо было почти равнозначно смертному приговору…
Каид Бубакар, правитель Томбукту, и его ближайшие советники должны были проявить завидную ловкость, чтобы как-то угодить сразу всем опасным соседям. Конечно, не подчиниться требованию государя Хамдаллайе было никак нельзя, навлекать на себя его гнев ни сам Бубакар, ни богатейшие купцы и имамы мечетей города не собирались. Но ведь и с вождями могущественного кочевого племени ссориться не хотелось, а шейх кунта явно покровительствовал «христианину». Несколько веков истории Томбукту научили городскую знать не забывать одну непреложную истину: с кочевниками надо жить в мире. И в конце концов было решено: Лэнга в город допустить, но не позволять ему здесь задерживаться больше, чем на месяц-другой, за пределы города гостя не выпускать — здесь он в безопасности, а в нескольких сотнях шагов от города его безнаказанно ограбит, а то и убьет первый попавшийся туарег.
В Томбукту Лэнг пробыл немногим больше месяца и отсюда написал только одно короткое письмо. Как ему жилось это время, майор не сообщал, а рассказывал лишь о том, что смог познакомиться с написанными по-арабски местными хрониками и составил по этим сведениям небольшой очерк истории города. Городские власти твердо держались своего решения, и выходить из города майору не позволялось. Только один раз ему удалось ночью выбраться в Кабару, чтобы своими глазами взглянуть на Нигер. Но об этом в Европе узнали не из письма самого Лэнга, а из записок Кайе, попавшего сюда двумя годами позднее (о нем у нас еще будет речь). О своих впечатлениях от Томбукту Лэнг писал предельно лаконично: город, сообщает он, «в любом отношении… полностью соответствует моим ожиданиям», только размеры его оказались меньшими, чем представлялось раньше.
Больше всего места в последнем своем письме Лэнг уделил размышлениям о дальнейшем маршруте путешествия. Надо сказать, что, добравшись до Томбукту, Лэнг ощутил прилив новых сил. Теперь он уже не собирается возвращаться в Триполи старой дорогой: Я совершенно оставил мысль о возвращении обратно в Триполи и прибыл сюда с намерением продолжить путь по воде до Дженне». Он собирался подняться по Нигеру, а от верховий реки выбраться на атлантическое побережье либо по знакомой дороге через Сьерра Леоне, либо через французские владения на Сенегал!