Оставалась только одна возможность: отправиться на север, через Сахару. По счастью, как раз в это время в городе собирался большой караван в Марокко, и Кайе решил к нему присоединиться. Снова путешественнику представлялся случай убедиться, насколько ему повезло, когда в Дженне он попал в дом ал-Хаджи Мухаммеда, который поручил его заботам своих друзей и Томбукту. Сиди Абдаллах Шебир сначала попробовал отговорить гостя от быстрого выхода в путь. Он предлагал Кайе задержаться в Томбукту, заняться торговлей и уже потом, накопив определенное состояние, двинуться в Египет (здесь в конечном счете действовал все тот же принцип: какая разница, годом раньше или годом позже!). Однако Рене отказался от любезного предложения своего хозяина, хотя тот и предлагал для начала помочь ему в создании собственного пела. Но «египтянин» слишком рвался соединиться со твоей семьей. Помимо всего прочего Кайе не был уверен, что ему удастся сохранять свое инкогнито бесконечно долго, так что лучше было уйти из Томбукту пораньше. И он сумел убедить Сиди Абдаллаха.
Тогда купец взял на себя все заботы о снаряжении тетя в трудное путешествие. Он выгодно, по местным понятиям, продал те ткани, что Кайе привез с собой из Дженне. Однако вырученных денег хватило только на покупку верблюда, и Сиди Абдаллах сам оплатил расходы на проводника — десять мискалей золота (около сорока двух граммов). Но и после этого Кайе пришлось бы отправиться из Судана совершенно без средств. И снова Сиди Абдаллах выручил Рене: он подарил ему необходимый запас продовольствия, покрывало, а самое главное — бурдюки для воды. Без подарка своего гостеприимного хозяина Кайе едва ли добрался бы до Тафилалета, южной окраины Марокко, В довершение всего Сиди Абдаллах снабдил его рекомендательным письмом к своим знакомым в Араване: он про сил их помочь путешественнику как следует подготовиться к самому трудному — переходу через Сахару.
Благодаря щедрости и великодушию купца Рене Кайе смог наконец безбоязненно отправиться из Томбукту на север, в Марокко. Это произошло 4 мая 1828 года, а через пять дней он увидел перед собой последнее большое поселение на всем пути до Тафилалета — Араван.
Караван пробыл в городе десять дней, готовясь к пересечению самых страшных районов пустыни. Это был обычный торговый караван — почти полторы тысячи вер блюдов, больше четырехсот человек. Он вез на север суданские товары — золото, слоновые бивни, страусовые перья, ткани. И конечно, черных невольников; их тоже везли на верблюдах, чтобы они не слишком ослабели в дороге и сохранили «товарный вид».
Как уже не раз случалось с Кайе за время его странствований по внутренним областям Африки, он не внушал купцам и погонщикам каравана особенно теплых чувств. При изнурительном и опасном переходе через Сахару благочестие мнимого египтянина не имело никакой цены, здесь людям было не до этого. К тому же все прекрасно знали, что Абдаллах — почти нищий, поживиться тут нечем. Так стоило ли с ним деликатничать! Снова Кайе описывает, как ему приходилось служить объектом далеко не всегда добродушных шуток и проделок погонщиков и слуг при полном равнодушии хозяев каравана.
Впрочем, наверное, эти сетования не стоит пони мать слишком уж буквально. В караване, идущем через пустыню, действуют свои суровые, многовековым опытом установленные, можно сказать — выстраданные, за коны жизни и поведения каждого человека. Быт каравана труден и очень далек даже от скромных представлений о комфорте, а природа сурова к людям. Кайе успел привыкнуть к трудностям путешествия по Суда ну, но в Сахаре почти все выглядит по-другому. И кос да путешественник жалуется на постоянную жажду, ему, скорее, следовало бы винить свой организм, не успевший еще освоиться в пустыне, а не бесчувственных марокканцев: вожатые каравана просто не могли позволить людям напиться досыта. Да и Кайе с обычной своей простотой тут же рассказывает, что далеко не псе в караване относились к нему столь бессердечно. Например, марабуты, ехавшие из Томбукту, обходились с «египтянином», как с собратом по профессии. Хотя надо сказать, что и на этом этапе путешествия ему пришлось чтением стихов Корана рассеивать подозрения тех, кому не внушал доверия его внешний вид (в особенности все тот же галльский нос). Как бы то ни было, но после шести недель пути, 29 июня, караван подошел и Эль-Харибу — первой стоянке на марокканской земле. Пустыня осталась позади.
Однако до конца путешествия было еще далеко. И в Марокко Кайе снова испытал — в который уже раз! — каково приходится в Африке нищему страннику. Если на протяжении двухнедельного пребывания в Эль-Харибе Рене еще мог как-то зарабатывать себе на пропитание, продавая местным девицам наскоро написанные заклинания, которые должны были им помочь побыстрее найти мужа, то дальше ему оставалось одно: нищенство. Все деньги вышли, все, что можно было продать из одежды, он уже продал. Конечно, он не холил с протянутой рукой, а скромно усаживался перед домом местного начальства, перебирая четки. Обычно ему сразу же перепадало что-нибудь съестное. Но когда Кайе наконец добрался до Феса, кончилось и подаяние: и больших городах Марокко всегда хватало нищих, и они никого не трогали. Правда, в Фесе ему не угрожали голодная смерть. Здесь было много иностранных купцов, и можно было без особого риска разменять две последние английские полукроны, которые Рене нес зашитыми в пояс от самого побережья. Меняя их, он испытывал отчаянный страх — в случае разоблачения в Фесе обошлись бы с европейцем ничуть не лучше, чем и Томбукту.
Из Феса он добрался до Мекнеса, оттуда вышел пешком в Рабат. Если бы не сердобольный цирюльник, посадивший вконец истощенного человека, встреченного на дороге, на своего осла, трудно сказать, знали ли бы мы сейчас о путешествии Рене Кайе…
Однако в Рабате, где путешественник оказался 18 августа, его ждало разочарование. Очередная встречи с французским бюрократическим аппаратом закончились столь же бесплодно, как и предшествовавшие (справедливости ради заметим, что вице-консулом в Рабате был не француз, а один из местных купцов). Поскольку у Кайе не было с собой документов, ему вежливо, но категорично заявили, что ничем помочь не могут. И снова путешественник, столетие со дня смерти которого Франция отмечала в 1938 году как национальный юбилей, полмесяца живет подаянием. А потом предпринимает последнюю отчаянную попытку добиться поддержки своей страны: 7 сентября 1828 года он появился в доме вице-консула в Танжере Делапорта.
На сей раз его приняли должным образом, хотя последние три недели пребывания Кайе в Марокко напоминают детективный роман с переодеваниями, ночными визитами и тому подобными атрибутами. Однако делать было нечего: ни сам Рене, ни консул не хотели рисковать, ведь опасность разоблачения при малейшей неосторожности продолжала висеть над путешественником. И отправить его на родину было невозможно, пока за ним не придет корабль, который Делапорт потребовал от командира французской военно-морской станции в испанском порту Кадис. Но все окончилось благополучно, и 7 октября 1828 года Кайе высадился в Тулоне.
На этом можно закончить историю удивительного путешествия героя-одиночки Рене Кайе. Хотя, пожалуй, для того чтобы понять, что это был за человек, стоит сделать небольшое добавление. В Танжере Кайе узнал, что Африканское общество в Лондоне объявило награду в двадцать пять тысяч фунтов тому, кто первый достигнет Томбукту и вернется оттуда. Один из служащих Делапорта намекнул путешественнику, что эти деньги будут его, если только он согласится опубликовать свои заметки в Англии. Но нищий и больной Кайе, крестьянский сын из глухой деревни, которому две тысячи франков казались целым состоянием, отказался наотрез: он считал, что его открытие принадлежит Франции.
Однако родина и на этот раз оказалась куда менее щедра, чем Африканское общество. Правда, Кайе получил премию Парижского географического общества, ему назначили небольшую пенсию, наградили орденом Почетного легиона, но через несколько месяцев после выхода в свет его дневников, напечатанных в 1830 году, путешественника забыли. Только соседи оказались более справедливыми, чем королевское правительство: они избрали его своим мэром. Для остальной же Франции смерть Рене Кайе 17 мая 1838 года прошла незамеченной.