Мой старый друг Павлов, с которым мы к этому времени уже совершенно расплевались, встретив меня в кулуарах «Журнала» на Новодевичьем, раздраженно сказал: «Никому твои заметки не нужны. Напрасно только ты их писал. По-моему, и Анатолий Васильевич так думает». Ошибся. Анатолий Васильевич думал не совсем так.
Мой друг Евгений Львович, смеясь, сказал: «Самое смешное — это то, что ваше произведение написано совершенно в стиле полемики социал-демократов со своими противниками». Его супруга Татьяна Акимовна сказала: «Анти-Дулуман» (намекая на «Анти-Дюринг», главное произведение Энгельса). Учительница из Ленинграда, моя коллега, заметила: «Почему такой фельетонный стиль?» Жена одного из священников со вздохом констатировала: «Он все же допускает по отношению к Дулуману желчные выходки. Где же тут кротость?» В. Ф. Тендряков, прочтя, сказал: «Надеюсь, вы не думаете, что меня убедили. Но как мастер мастеру должен сказать: превосходно».
Так продолжалось месяца три. Начиналась шумиха. Назревал нарыв. В конце декабря 1958 года нарыв лопнул.
У Вадима был приятель, его бывший профессор в те времена, когда он учился в Институте международных отношений, профессор философии Павел Сергеевич Попов. Личность колоритная и очень характерная для старой, приспособившейся к советским условиям интеллигенции, одним из последних представителей которой он был. Следует рассказать о нем подробнее.
Итак, старый русский интеллигент. Интеллигент бесспорный, чистых кровей. Отпрыск европеизированной купеческой династии — текстильщиков Поповых. Богачи, миллионеры, соперничали с Морозовыми. У Морозовых главная резиденция Орехово-Зуево, у Поповых — Богородск (ныне Ногинск). Павел Сергеевич родился в конце XIX века. В семье образованного заводчика увлекались искусством. И даже маленький Павел носил прозвище «Патти» (видимо, за очень громкий голос). Оканчивает в 1915 году университет. Остается при университете, пишет диссертацию. Увлекается религиозной философией. В этом качестве застает его 1917 год. Трудно пришлось, но быстро приспособился. Продолжает преподавание в университете. Организует книжную лавку. И женится. На внучке Льва Николаевича Толстого. В двадцатые годы защищает докторскую диссертацию. И, как это ни странно, начинает заниматься антирелигиозными делами. Правда, он не занимается непосредственно антирелигиозной пропагандой. Но статьи его, написанные в академической манере, доставляли материал безбожникам, но не было ни одного антирелигиозного органа, ни одного антирелигиозного сборника, в котором бы он не участвовал.
Через некоторое время он приобретает известность как крупный антирелигиозный деятель. Правда, иногда бывают маленькие закавычки. Декан факультета ему говорит: «Говорят, вас иногда видят в церкви, Павел Сергеевич». — «Ну, конечно, я же должен знать, что там творится, мне это нужно для моих статей».
Уже в 1957 году его коллега профессор университета однажды ему сказал: «В воскресенье я вас видел в неожиданном месте — в церкви Ваганьковского кладбища. Что вы там делали, профессор?» Последовал ответ: «А вы что там делали, профессор?» В ответ коллега Павла Сергеевича глубоко поклонился.
Вадим по возвращении из лагеря встретил профессора на улице, разговорился с ним. Узнав о религиозных увлечениях Вадима, профессор пригласил его к себе.
А через некоторое время Вадим стал своим человеком у него в доме. Павел Сергеевич был одиноким человеком: жена умерла, с пасынком он сильно не ладил, а у Вадима очень сильно то, что французы называют «шармом»: когда он в хорошем настроении и когда хочет, любого очарует. Попробовал Вадим раза два и меня привести к профессору, но я пришелся там не ко двору. Стал задавать бестактные вопросы, критиковать профессорские статьи (профессора этого… ах, как не любят, да, впрочем, не одни только профессора). Словом, больше я там не бывал.
Но во время моих посещений у профессора составился любопытный квартет: Вадим, один молодой антирелигиозник (ученик Попова), сам профессор и ваш покорнейший слуга. Это дало повод старику назвать наш импровизированный кружок термином «АПО» (атеисты-православные-обновленцы). Так и осталось, впрочем, неизвестно, к какой из этих категорий причислял себя сам хозяин дома. Быть может, ко всем трем.
И вот однажды, в декабре 1958 года, говорит профессор Вадиму: «Вадим, едемте в Загорск. Говорят, там в клубе выступает Дулуман. Я хочу его послушать».
Сказано — сделано. Отправились друзья в Загорск, причем в портфеле у Вадима моя статья о Дулумане. Приехали с опозданием. Народу много. В раздевалке нашлось лишь одно свободное место. Повесили наши друзья оба пальто на один номер. Номерок взял Вадим. Далее предоставляю слово профессору.