Во время похорон стоял, погруженный в тяжелую думу. Хотелось что-то обобщить, найти определение. И вдруг мелькнула в уме ассоциация студенческих лет: «Гамлет». И я почувствовал, что в это определение укладывается все: и «Доктор Живаго», и Пастернак, и все пережитое и перечувствованное в последние годы.
Интермеццо. Гамлет
И все. Ни слова о Гамлете. Но стихотворение называется «Гамлет», и автор стихотворения Юрий Живаго, за спиной которого один из лучших в России переводчиков и знатоков Шекспира — Борис Леонидович Пастернак («Доктор Живаго», т. II, часть 17. Издание Société d'Editionetd'Impression Mondiale, 1959, стр. 600).
Он прав. Нельзя более глубоко выразить сущность гамлетизма. «Он один, все тонет в фарисействе. Жизнь прожить — не поле перейти». Он один был тогда, в XVII веке, когда так странно возник в Лондоне, на шершавой бумаге, под пером странного человека, такого простого и такого загадочного — предприимчивого антрепренера и плохого актера, удачливого дельца и глубокого провинциала, забулдыги, убитого пивной кружкой во время пьяной драки, — величайшего из драматургов, поэтов, сердцеведов всех времен и народов.
Гамлет — величайшая загадка — сфинкс. О нем писали два больших человека, которым никто никогда не отказывал ни в глубине, ни в тонком понимании искусства: Гете и наш Тургенев. Они пришли к выводу, что Гамлет — тип интеллектуала, сильного в мысли и бессильного в деле, — слабовольного, мечущегося, вечно колеблющегося. Но этому совершенно противоречит конец пьесы, где Гамлет изображен решительным, смелым, действенным. Он расстраивает замысел короля Клавдия, хитрейшего, ловкого интригана, отправляет в Англию на верную смерть своих убийц, подделав приказ короля. Он принимает, не задумываясь, вызов Лаэрта, убивает Клавдия, разоблачив перед всем миром его тайну.
Человек действия. Никаких колебаний, сомнений в решительный момент. Гегель пытается в своих лекциях по эстетике найти «золотую середину»: Гамлет, дескать, не очень уверен в том, что видение отца было действительным, а не галлюцинацией. Однако и это объяснение неубедительно: после «мышеловки», когда он имеет в руках уже совершенно бесспорное доказательство, что Клавдий — убийца, он все так же тянет, юродствует и не мстит.
Л. Н. Толстой, который очень не любил ломать себе голову над чужими замыслами, разрубил гордиев узел. «Никакой загадки нет, просто Шекспир — бездарный писатель, который сам не понимал, что писал, — никакой последовательности и смысла в его писаниях нет».
Однако и сейчас, когда прошло уже почти сто лет со времени появления «разгромной» статьи Л. Н. Толстого о Шекспире, которая уже давно всеми забыта, Шекспир остается одним из самых любимых и популярных драматургов мира. И на наших глазах русский актер Иннокентий Смоктуновский приобрел мировую славу, сыграв в кино Гамлета.
Борис Пастернак почувствовал Гамлета на какой-то очень большой глубине, сроднился с ним и стал его побратимом. Гамлет и Пастернак — сиамские близнецы. Отныне нельзя говорить о Гамлете, не упоминая Пастернака, нельзя ничего понять в Пастернаке, не зная Гамлета. Мы будем писать о них обоих.
Гамлет — не только психологический парадокс. Это прежде всего воплощенная философия истории.
Мы сейчас несколько отойдем от принца, будем говорить о его отце, короле Гамлете. По словам сына, он идеал человека:
Однако из беглых намеков людей, знавших короля, вырисовывается совсем другой образ. Образ дикого самодура. Увидев его призрак, Горацио вспоминает: «И так же хмур, как в незабвенный день, когда при ссоре с выборными Польши он из саней их вывалил на лед». (Издеваться над послами — это даже с точки зрения феодальной этики вопиющее безобразие.)