Между тем окружение Патриарха делало свое дело. Они влияли на Патриарха, уговаривая его согласиться на предложение Куроедова. Они решили соединить приятное с полезным: избавиться от Митрополита Николая, который давно уже стоял им поперек горла, как единственный независимый человек, который, пользуясь своей громкой международной известностью, мог третировать свысока всемогущего «Данилу», перед которым остальные архиереи ходили на цыпочках, и новую восходящую звезду — Архиепископа Костромского Пимена.
Здесь мы перед тяжелой дилеммой. Рассказать правду или промолчать, пощадив память умерших и уважаемых людей. Покорные тяжелому долгу историка и мемуариста, мы выбираем первое.
По уже установившейся традиции Митрополит Николай собирался в сентябре в двухмесячный отпуск в Сухум. Здоровье его было сильно подорвано той нервной, напряженной жизнью, которой он жил: непрестанными разъездами, треволнениями, а в последнее время противостоянием Куроедову и патриаршему окружению.
Я видел его в последний раз в воскресенье 22 мая 1960 года в Вешняках, где он служил литургию. Несметные толпы простых людей заполняли площадь перед церковью в ожидании Митрополита, — толпы занимали даже полотно железной дороги около станции Вешняки, так что пришлось остановить движение поездов.
Наконец подъехал митрополичий автомобиль. Из автомобиля вышел Владыка в белом клобуке.
Я знал его уже 33 года (с 1927 года). Он служил в своей обычной лирической манере, хотя мне тяжело его было видеть состарившимся, одряхлевшим.
После литургии, когда я в толпе народа подошел к нему под благословение, он, узнав меня, громко воскликнул: «А! Это вы! Спасибо! За все, за все, за все спасибо!»
Это были последние слова, которые я от него услышал. В этот день я увидел Митрополита, с которым было связано столько детских, отроческих, юношеских воспоминаний, последний раз.
Уход Митрополита от управления произошел в атмосфере мрачного вероломства. Во время прощального визита Митрополита к Патриарху перед уходом в отпуск говорит ему Патриарх: «Они настаивают на вашем уходе. Напишите прошение об уходе на покой. На осенней сессии Синода без вас мы его рассматривать не будем, а там это забудется».
Митрополит Николай проявил слабость (сказался старый интеллигент, не привыкший лезть на рожон), написал прошение об увольнении на покой по состоянию здоровья.
Когда Митрополит прибыл в Сухум, в отеле уже ожидала его телеграмма Патриарха о том, что его прошение об уходе на покой удовлетворено.
В 1-м томе своих воспоминаний я рассказываю об одном инциденте со смертью матери Митрополита Николая, относящемся к 1939 году, связанном также с Патриархом Алексием (тогда Митрополитом Ленинградским). В момент получения в Сухуме патриаршей телеграммы Митрополит вспомнил об этом инциденте и сказал:
«Второй раз в жизни Патриарх заставляет меня остаться без слов».
Действительно, все слова здесь были бы излишни.
Мы и не будем делать никаких комментариев, а лишь расскажем о последних днях Митрополита.
Уход Владыки на покой произошел с полным нарушением этикета. Как известно, архиерей, уходя на покой, всегда прощается со своей паствой: в последний раз служит литургию, произносит прощальную речь, дает пастве прощальное благословение. В полное нарушение этого древнего обычая Митрополиту отказали даже в этом последнем торжестве. Митрополиту велено было оставаться в Сухуме до начала ноября.
Тем временем в Москву из Питера приехал новый Митрополит Крутицкий и Коломенский Питирим Свиридов. Кроткий, тихий и совершенно рамолизованный старичок. Бояться его ни властям, ни кому-либо еще не приходилось. В Питер на Митрополичью кафедру был назначен Пимен Извеков, нынешний Патриарх.
Лишь в начале ноября (как сказано выше) вернулся в Москву Митрополит Николай. На вокзале его встретили лишь два человека: его бывший секретарь Владимир Талызин (по должности) и Володя Рожков (ныне протоиерей), бывший иподиакон Митрополита Николая, милый, добрый мальчик, искренне привязанный к Митрополиту Николаю. Никого из близких к Митрополиту людей больше не было.
Как мало на свете добрых людей. «Придите, ублажим Иосифа приснопамятного».
Прямо с вокзала Митрополит проехал в свою резиденцию, в деревянный дом в Бауманском переулке, где отныне предстояло ему провести последний год его жизни. Сумрачный и одинокий это был год.