Затем тридцатые годы. Все епископы и проповедники (и консерваторы и реформаторы) исчезают в тюрьмах и лагерях. Наступает период скитаний и в жизни молодого Сергея Желудкова. Тридцатые годы — таинственный период в его жизни. Никому точно не известно, что он делал в это время. Одно несомненно — скитался, разъезжая по городам, быть может, и побывал в заключении. Во всяком случае, систематического образования получить не смог. Но читал, но размышлял непрестанно, но сформировался как личность, как оригинальная, многогранная личность. Своеобразие отца Сергия в том, что он представляет собой симбиоз типа религиозного народного искателя (исконный русский тип), сектантского вожака, странника, самоучки с европейски образованным (хотя и не систематически), начитанным интеллектуалом. В нем есть что-то от так называемого «диакона» (из «Жизни Клима Самгина» Максима Горького), от героя «Исповеди» того же автора. Неизбалованный, удивительно непритязательный в жизни, человек не от мира сего, умница, остроумнейший собеседник, человек раздражающий, человек неожиданных поворотов, удивительно добрый, мягкий и в то же время упорный, он является одним из самых своеобразных людей, встреченных мною в жизни. Один из работников «Журнала Московской Патриархии», который видел его мельком, мне как-то сказал: «В нем есть что-то от апостола Павла». Действительно, есть в нем то, что было в Павле: «Павел, апостол не от людей и не через человек, но через Иисуса Христа и Бога Отца, воскресившего Его из мертвых» (Гал. 1, 1 — научный перевод с греческого).
Так и Сергий Желудков — «не от людей и не через человека» — у него все свое, личное, освещенное таинственным светом, прошедшее через горнило страданий, через горнило его личности. В тот момент, когда я с ним свел знакомство, он был на перепутье, — предпоследнее место его служения храм св. Николая в Любатове, на окраине Пскова, одна из стариннейших псковских церквей; во времена Грозного здесь была обитель, и здесь остановился у входа в город царь Иоанн, когда ехал после новгородского разгрома, чтобы подавить и залить кровью также и Псков. Предание говорит, что Грозный ранним утром услышал церковный звон, умилился и сказал Малюте: «Притупи меч», — и таким образом якобы Псков был спасен. Настоятелем этого храма был отец Сергий. Здесь, невдалеке, он бросил якорь в небольшом деревянном доме, рядом с храмом, где обретается он до сей поры. Потом его переводят в Великие Луки. Здесь в разгар хрущевских гонений его столкновение с властями. Он заступается за одну женщину, преследуемую за то, что она получила исцеление у могилы Блаженной Ксении. Отец Сергий пишет жалобу Хрущеву. В лучших советских традициях эту жалобу отсылают тем, на кого он жаловался, — великолуцким властям. И те его привлекают к суду за клевету. Прокурор подбирает «свидетелей». Но в последний момент, видимо, испугались скандала (все-таки же у власти «либерал» — борец против «культа личности») и «притупили меч», решили расправиться со священником «келейно». Дело прекратили. Однако отца Сергия сняли с регистрации. И негласный приказ: нигде, ни под каким видом его не регистрировать.
Он едет по всей России. Всюду, куда бы он ни приехал, одно и то же: Преосвященный его принимает, созванивается с Уполномоченным, тот звонит по телефону в Псков к своему коллеге, тот отвечает: «Снят с регистрации по приказу КГБ». Все. На этом разговор о регистрации отца Сергия в новом месте окончен.
Он едет в другое место с тем же самым результатом. В этот момент, когда он был у меня, все старания в этом направлении окончены. Со свойственным ему юмором отец Сергий говорил:
«Меня начинает интересовать, что я теперь буду делать?» Если бы речь шла не о священнике, я бы сказал: «Юмор висельника».
Мы долго и много говорили, засиделись далеко за полночь и сразу же крепко поспорили. Соседка меня потом спрашивала: «Кто это у вас был?»
«Один священник».
«Как священник, но он же вам кричал: какой у вас Бог? У вас божок, боженька».
А наутро опять своеобразный разговор. Мы начинаем его, лежа каждый на своем ложе.
Он: «Какие глупые статьи пишут в „Журнале Московской Патриархии“. Статья Попова о Георгии Победоносце — позор, мракобесие».
«Вы знаете, это статья не Попова».
«Так, чья же?»
«Это я писал».
Неловкое молчание. Отец Сергий (заминая неловкость): «Но вот статья об Алексии Человеке Божием Уржумцева — это же уж совершенный кликушеский бред. Это писала кликуша. Как не стыдно Уржумцеву!»