- Что ты молчишь? - Лилия прервала мои размышления, - Разве ты меня не любишь?
Я со вздохом вглядываюсь в два зрачка, наполненных возмущением:
- Понимаешь, Лили, я чувствую к тебе что-то такое, что не могу объяснить словами. Я любил раньше. Да, любил. Это была привязанность, бытовое удобство, приятные ночи, наполненные жаром и запахом пота. Всё было ясно: я знал, что люблю и говорил, что люблю. Я видел любовь такой, какой её видит большинство: ясной, открытой и простой. Но сейчас я испытываю что-то совершенно другое, что-то большее и я не знаю, как это называть. Я ничего не понимаю, кроме того, что без тебя мне будет слишком невыносимо, что ты - лекарство, необходимый бальзам, единственное средство, которое может залечить мои кровоточащие язвы. Залечить, не убив меня, а осчастливив.
В то время пока я говорил, Лилия смотрела на меня не отрываясь. Я не мог больше видеть на себе чистый взгляд этих голубых глаз, и пытаясь сбежать от него, я встал с постели и подошёл к окну.
- Какими еще словами я могу объяснить тебе свои чувства? - спросил я её, всматриваясь в ночное небо, зовущее, притягивающее. Но далекое, такое же далекое, как и она. Как и Лилия. Как и жизнь.
- А мне не нужно ничего объяснять я и так всё знаю.
- Значит мы - ты и я можем быть вместе?
- Да, если ты тоже любишь меня.
- Да, я тебя люблю, - сказал я твердо.
- Что же тогда?
- Мне очень тяжело, - говорю я, повернувшись к ней, и держась правой рукой за потный лоб, - Прости меня. Другой бы на моём месте, обнял бы тебя и поцеловал. А я... Я ничего не понимаю... Ни в тебе. Ни в себе...
Я опустил взгляд вниз, вглядываясь в рисунок на ковре, пытаюсь понять, что на нём нарисовано и найти в этом рисунке что-то близкое. В это время Лилия подошла ко мне и, обняв меня нежно, попыталась женственным дыханием изложить свою точку зрения. Она взглянула на меня так, словно хотела глазами рассказать себя, и я, в одно мгновенье прочитав всё, понял простую истину: один взгляд, одно дыхание может сказать гораздо больше, чем сотни тысяч пустых и бессмысленных слов.
12
Я сидел на диване. На спинке стула висело платье. Мне удалось наскрести денег, и я купил его. Этот подарок Лилия увидит, когда проснется.
Когда хочешь разобраться в себе, то пытаешься анализировать собственную жизнь с вершины прожитых лет. Прошлое... Истоки...
Последнее время я часто стал вспоминать детство. Мать моя умерла, рождая меня, и я, её убийца, всегда чувствовал свою вину за это преступление, о котором не помнил. Но стыд - вещь бессмысленная, никогда ничего не меняющая, и постепенно я стал забывать о своих утробных грехах.
Наш с отцом разлад был предрешен с самого моего рождения. Отец сильно любил мать и всегда негласно обвинял меня в её смерти. Он стал пить, я был полностью свободен от родительского попечения, заботы и ласки. В принципе это меня устраивало.
Мне говорили, что я должны идти, должен выйти в люди, чего-то добиться в жизни, взойти на высоты. «Но разве живёт лишь тот, кто ходит по вершинам? - отвечал я им вопросами, - Разве у подножий - не есть жизнь? И зачем падать с гор, если можно не быть альпинистом?». И действительно, меня никогда не привлекали высоты жизненного благополучия - я всегда знал: всё может рухнуть в один единственный короткий миг. Конечно, мы с 99% вероятностью знаем, что произойдет с нами в ближайшую мгновенье, секунду и даже час, но планы своим вселенские мы строим на десятки лет вперед. Мы не желаем видеть простую истину: наши замыслы могут быть разрушены в любой момент автомобилем, выскочившим на высокой скорости из-за поворота, куском арматуры, упавшим с недостроенной крыши, или другой абсурдной случайностью, на вроде 6 грамм свинца или финского ножа под левое ребро. Хотя говорят, что кирпичи просто так с неба не падают. Тогда что это? Судьба? Но судьба предполагает какой-то сложноустроенный глобальный высший разум. А я вижу лишь безумного художника малюющего безумную картину безумными мазками. Неужели всё так абсурдно? Да, всё глупо и абсурдно. Абсурден разум и тем более абсурдны думы о нём - всё равно они никогда ни к чему не приведут. Мысли вообще редко к чему-то приводят, поэтому лучше не думать. Буду вспоминать.
Когда я всех разочаровывал: отца, учителей, друзей, затем коллег, общество - они, всезнающие судьи, взывали к моей совести. «Совесть... Я потребую от неё отчета!», - восклицал я тогда с усмешкой. И я требовал отчета, но находил в себе лишь обрубленные клочки своей совести. Эти кровоточащие остатки молчали, и я стал сомневаться, была ли в них когда-либо жизнь. Логика и лень заменяли во мне совесть.
Много лет я менял работы. Я хотел найти что-то близкое. Я отчаивался: меня уже не хотели никуда брать. Потом я устроился в этот салон (понятно, что не от хорошей жизни). Главной моя обязанность здесь - льстить всем и каждому, показывая достоинства той или иной немецкой или французской эксклюзивной вещицы родом из окраин Китая. Профессия продавца-консультанта меня, разумеется, не устраивала. Хотя стоит сказать, я неплохо умел вешать лапшу своим клиентам и в искусстве лести добился неплохих успехов, сам того не желая. Дальше... Что дальше... Дальше на сцене появилась Лилия.