Выбрать главу

6

 

- Расскажи о себе, - прошептала Лилия.

Мы лежали на расправленном диване в полной темноте. Она положила голову мне на грудь, и я перебирал пальцами пряди её белокурых волос.

- Что рассказать? Я - животное, которое по будням ходит на двух ногах, а по выходным, пьяное, - на четырёх.

- Я серьёзно!

А что я могу сказать ей? Я всего лишь песчинка в пустыне, камень на обочине, капля в реке. Всего лишь Человек. И никто обо мне не будет помнить. И даже Лилия в скором времени забудет моё имя. Впрочем, имя она может, и будет помнить. Только имя. Но на что мне оно?!

- Я же тебе рассказывал... Когда-то я был женат, потом развелся. Пил: большая часть заработанных мною денег уходила на алкоголь, который гвоздями поддерживал во мне жизнь. Впрочем, я и сейчас употребляю и более того - потихоньку спиваюсь, Сплин, по-видимому, одерживает вверх над моим разумом, а когда он подогрет алкоголем, то становится в разы сильнее, а в часы вечерней тоски кажется непобедимым.

- Почему же ты не завяжешь?

- Завязать - значит вновь вернуться в реальность, а когда эта реальность предстает передо мной во всем своём «великолепии», то я тут же тяну руку к бутылке. К тому же, мне необходим пассивный суицид, чтобы жить, не желая активного.

- Ты очень странный.

- Скорее специфический. Впрочем, я ведь не пью, я просто ищу счастье, - сказал я, растягивая слова.

- Но счастья не найдешь в вине.

- Ни в вине, ни на дне граненого стакана, - добавил я.

- Так зачем же искать то, чего нет?

- Для того чтобы вовсе не вспоминать о существовании того, что так усердно ищешь. А если серьезно, зачем еще пить как не для того, чтобы заглушить голоса разума? Мы помолчали минут пять, я хотел дать Лилии время переварить информацию.

Наконец я продолжил:

- Что я еще могу про себя сказать. У меня нет прошлого. Я иду, сжигая мосты, чтобы не возвращаться обратно.

- Ты что боишься своего прошлого?

- Нет, я не боюсь его. Разве можно бояться того, что нет?!

- Почему же его нет?

- Потому, что я сам этого хотел. Или так получилось. Я уже не помню. Единственный момент, когда я чувствовал время, когда я разделял его на прошлое, настоящее и будущее - это была та недолгая семейная жизнь, ну и, наверное, беззаботные годы юности, которых я уже почти не помню.

Я чувствовал, что она не понимает. Я этому не удивлялся. Невозможно полностью понять сущность другого человека. Этому никогда не научат ни философские книги, ни энциклопедии по психологии, ни десятилетия исследований функций головного мозга.

- А с твоим будущим? Ты хочешь от него отказаться? - спросил я, неожиданно, так что она вздрогнула.

- Я не понимаю тебя.

- Зачем ты связалась со мной?

- Не знаю. Мне показалось, что в тебе есть что-то близкое, что-то общее, объединяющее наши с тобой судьбы.

- Может быть, тебе действительно показалось...

- Я думаю, что нет.

По моему лицу скользнула улыбка, но Лилия её не заметила. Я вздохнул, собираясь подвести под нашей «учёной» беседой жирную черту:

- Как бы там ни было, но поезд едет дальше. И будет ехать, пока в один прекрасный день не сойдет с рельс. И только тогда можно будет воскликнуть: «Finita la comedia!».

- Но ведь всегда можно сменить направление.

- Если бы так, - сказал я, чуть улыбнувшись, - Но, увы! Направление можно сменить только на вокзале, пересев в другой локомотив. Вот здесь и приходится решать вечный вопрос: «На какой?». Поезда не подписаны, а если и подписаны, то надписи неразличимы для человеческого глаза. И поэтому приходится надеяться только на случай и на удачу. Ведь не знаешь, какой из них ведет к славе, какой к счастью, а какой в никуда.

- И в каком из них едешь ты? - спросила она тихо.

Я засмеялся:

- Предпочитаю сидеть на вокзале, никуда не еду, и ничего не жду. Зато с интересом и иронией наблюдаю за другими пассажирами входящими и выходящим на моей станции.

Она поцеловала меня.

- Ты любишь пофилософствовать.

- Да. Философия - это ипостась тех, кто не умеет жить.

- Я иногда тоже: сижу в автобусе, прижимаюсь головой к оконному стеклу, смотрю в него, и мне начинают лезть в голову разные мысли. Вот недавно ехала и задумалась о смерти. - О смерти! - я удивился, - Ну и что ты могла надумать об этом столь далеком от тебя «слове»? - Всего лишь одно: умереть нужно вовремя. Раньше того момента, когда жизнь становится утомительна.

Я ненадолго задумался:

- Но чтобы умереть во время нужно сначала родиться во время. А те лишние, те презираемые многими, те или слишком старые или слишком молодые духом, те, для кого вселенная прихожая или туалет, они разве могут что-то говорить о мире, если их появление на свет было следствием несвоевременной ошибки? И если они несвоевременная ошибка, то, как же им жить?