Папа снимает колпачок с маркера.
ПАПА:
Тогда так.
ОДРИ (за кадром):
Нет! Фрэнк, иди на кухню. Нам нужна какая-нибудь глазурь. Что-нибудь съедобное, чем можно писать. Но чтобы мама не узнала.
ФРЭНК (ошарашенно):
Съедобное, чем можно писать?
ПАПА:
Быстро!
Фрэнк исчезает. Камера фокусируется на торте.
ОДРИ (за кадром):
Как ты мог перепутать возраст? Как?
ПАПА (хватается за голову):
Не знаю. Я целый месяц писал финансовые прогнозы на следующий год. И уже настроился на него. Наверное, я где-то год потерял.
Фрэнк влетает в комнату с бутылкой кетчупа.
ОДРИ (за кадром):
Кетчуп? Ты что, серьезно?
ФРЭНК (обороняясь):
Я же не знал!
Папа хватает бутылку.
ПАПА:
Можно «9» переделать на «8» кетчупом?
ФРЭНК:
Я бы не стал ее так накалывать.
ОДРИ (за кадром):
Перепиши кетчупом всю цифру. Будет торт с кетчупом.
ФРЭНК:
А зачем вам кетчуп на торте?
ПАПА (поспешно рисуя кетчупом):
Мама его любит. Все нормально. Все просто отлично.
О’кей, вот вам жизненный урок. Не пытайтесь переделать торт с помощью кетчупа. Даже корректор был бы лучше.
Когда папа его вынес, у мамы отвисла челюсть. Не от радости. Если белый торт полить кетчупом, он начинает напоминать последствия резни бензопилой. Мы излишне громко запели хором «С днем рожденья тебя», и как только закончили и мама задула свечу (единственную), папа сказал:
– Отлично, давайте я теперь это сниму и разрежу…
– Погоди, – остановила его мама. – Что ЭТО такое? Не кетчуп ли?
– Это по рецепту Хестона Блументала[2], – ответил папа и глазом не моргнув. – Он экспериментальный.
– Ага. – Мама все еще недоумевала. – Но… – И не успели мы ее остановить, как она начала соскребать кетчуп салфеткой. – Я так и знала! Под ним что-то написано.
– Ничего там нет, – поспешно сказал папа.
– Есть глазурь! – Она стерла кетчуп до конца, и все мы молча уставились на покрытый красными пятнами белый торт.
– Крис, – наконец каким-то неровным голосом, – почему тут написано 39?
– Нет! 38. Смотри. – Папа провел пальцем по остаткам кетчупа. – Восьмерка.
– Девять, – с уверенностью возразил Феликс. – Цифра девять.
– Феликс, восемь, – резко поправил папа. – Восемь!
Братишка в таком изумлении смотрел на торт, что мне стало его даже несколько жаль. Как он что-нибудь выучит с такими чокнутыми родителями?
– Девять, Феликс, – прошептала я ему на ухо. – Папа шутит.
– Ты что, думал, что мне 39 лет? – Мама уставилась на папу. – Я что, выгляжу на 39? Ты так считаешь? – Она обхватила собственное лицо руками, сурово глядя на него. – У меня лицо тридцатидевятилетней женщины? Ты это хотел мне сказать?
Кажется, лучше бы папа выбросил торт.
Поэтому в тот вечер он повел маму в ресторан по случаю дня рождения – это стало ясно по облаку парфюма, внезапно окутавшему лестницу. Когда они куда-нибудь выходят, мама не особенно скромничает. Как она сама постоянно говорит – ее выходы в свет из-за наличия троих детей практически свелись к нулю, так что когда это все же происходит, она компенсирует все упущенное, пуская в ход и духи, и подводку для глаз, и лак для волос, и высокие каблуки. Когда она на согнутых ногах спускается вниз, я замечаю у нее на ноге каплю автозагара, но молчу. Не скажу же я такое в ее день рождения.
– Дорогая, ты ведь справишься, да? – Она обнимает меня за плечи и обеспокоенно смотрит в глаза. – Номера наши у вас есть. Если что, сразу скажи Фрэнку, чтобы звонил.
Мама знает, что я с телефонами не особо лажу. Поэтому официальной няней назначен Фрэнк.
– Ничего не случится, мам.
– Разумеется, – соглашается она, но меня все не отпускает. – Не переживай, родная. Ложись спать пораньше.
– Хорошо, – обещаю я.
– Фрэнка это тоже касается. – Когда он выскакивает в холл, она поднимает на него взгляд. – Ты будешь заниматься только уроками. Потому что это я забираю с собой.
Она победоносно размахивает кабелем, у Фрэнка открывается рот.
– Ты что…
– Лишила компьютер питания? Именно так, молодой человек. Не хочу, чтобы ты включал его даже на наносекунду. Если сделаешь все уроки, можешь посмотреть телевизор или книжку почитать. Диккенса, например!
– Диккенса, – с презрением вторит брат.