Мама никогда не произносит вслух названия лекарств.
– Да.
– Сейчас принесу.
Она идет в ванную, включает воду. А я думаю лишь о том, что я дура. Идиотка.
Ну вот, теперь вы знаете.
То есть не знаете – предполагаете. Чтобы никого не мучить, назову свой диагноз целиком. Социофобия и тревожное расстройство с эпизодами депрессии.
С эпизодами. Как будто депрессия – это сериал с кульминацией в каждой серии. Или телешоу с многочисленными непредсказуемыми поворотами, нагнетающими тревожное ожидание. Хотя я по жизни с тревогой жду лишь одного: избавлюсь ли я когда-нибудь от этого дерьма? И, поверьте мне, картина стала уже довольно монотонной.
На следующей встрече с доктором Сарой я рассказываю ей о Линусе и своем приступе, она глубокомысленно выслушивает. Доктор Сара все делает глубокомысленно. И слушает, и записывает красивым почерком с петельками, даже по клавишам компьютера глубокомысленно стучит.
По фамилии она МакВай, но мы называем ее доктором Сарой. Этому посвятили целую большую встречу, на которой в ходе долгих обсуждений пришли к заключению, что обращаться по имени будет проще, а слово «доктор» добавит авторитета и надежности, так что в детском отделении будет работать такой код: Доктор Имя.
(Когда она сказала про «код», я подумала, что в отделении будет работать кот. Реально, я верила в это минут десять, пока она не объяснила.)
Детское отделение представляет собой отдельную частную больницу Святого Иоанна, и именно туда меня смогли взять по папиной страховке. (Когда туда попадаешь, первым делом спрашивают не «Как ты себя чувствуешь?», а «Есть ли у тебя страховка?».) Я там какое-то время жила – сразу после того случая. А теперь меня туда возят каждую неделю. Если я захочу, можно приезжать и чаще – мне постоянно об этом твердят. Например, печь кексы. Но я это уже делала примерно пятьдесят пять триллиардов раз, причем все время по одному и тому же рецепту.
После того, как я закончила подробный рассказ о том, как пряталась за шторой, доктор Сара какое-то время изучает опросник с галочками, который я заполнила по прибытии. Там были обычные вопросы.
Ощущаешь ли ты себя неудачником? Еще как.
Посещает ли тебя когда-нибудь желание, чтобы тебя вообще не было? Еще как.
Доктор Сара говорит, что на этом листке числятся мои «симптомы». И иногда я спрашиваю себя, не начать ли мне врать и сказать, что все чудесно? Но, как ни смешно, я этого не делаю. Я не могу так с ней поступить. Мы тут с доктором Сарой заодно.
– И что ты чувствуешь по поводу произошедшего? – спрашивает она спокойным добрым тоном, как и обычно.
– Я чувствую, что застряла.
Слово «застряла» вырвалось до того, как я успела подумать. Я даже не знала, что я себя так чувствую.
– Застряла?
– В сентябре, по идее, я должна идти в новую школу. Осталось четыре месяца. Но я даже не могу… – Я сглатываю. – В доме появляется всего один новый человек, и я уже теряю контроль над собой. Как я в школу-то пойду? Как я вообще хоть что-нибудь смогу? Что, если я навсегда такая останусь?
По щеке у меня бежит слеза. Черт, откуда это вообще? Доктор Сара молча подает мне платочек, и я начинаю вытирать глаза, для чего приходится ненадолго поднять очки.
– Во-первых, это не навсегда, – говорит она. – Твое заболевание полностью излечимо. Излечимо полностью.
Она говорила мне это уже тысячу раз.
– Но не за один день. Потребуется…
– Знаю. – Я обхватываю себя руками. – Упорство, усилия и терпение.
– Ты на этой неделе очки снимала? – интересуется доктор Сара.
– Не особо.
Это значит, что вообще нет. И ей об этом известно.
– Кому-нибудь в глаза смотрела?
Я не отвечаю. Мне надо было постараться. Кому-то из родственников. Каждый день всего по нескольку секунд.
А я маме даже не сказала. Она бы столько с этим заданием носилась.
– Одри?
– Нет, – бурчу я, повесив голову.
Смотреть в глаза – дело серьезное. Даже самое серьезное. Меня от одной мысли мутит, переворачивает до глубины души.
Разумом я понимаю, что глаза пугать не могут. Это маленькие безвредные сгустки желе. Вообще крошечная часть всего тела. И они есть у каждого. Так почему они меня так беспокоят? Но я об этом очень много думала и, если хотите, могу сказать, что многие люди глаза недооценивают. Во-первых, в них есть сила. У них есть прицел. Вы можете сфокусироваться на объекте, расстояние до которого составляет триста метров, и пусть вас разделяют другие люди, но тот человек все равно поймет, что вы на него смотрите. Какая-нибудь другая часть тела так может? Это практически сверхъестественные способности, вот как.
А еще они похожи на водоворот. Они безграничны. Вот посмотрите кому-нибудь в глаза, и за наносекунду из вас могут высосать всю душу. По ощущениям. Чужие глаза бездонны, и меня это пугает.
В кабинете на какое-то время повисает тишина. Доктор Сара молчит. Она думает. Мне нравится, когда она размышляет. Если можно было бы залезть кому-нибудь в голову и свернуться там калачиком, я бы выбрала ее.
– Я кое-что придумала специально для тебя. – Она поднимает взгляд. – Может, ты снимешь фильм?
– Что? – Я ошарашенно смотрю на нее. Этого я не ждала. Думала, будет упражнение на листе бумаги.
– Документальный фильм. Достаточно будет дешевой цифровой камеры. Или даже телефон сойдет. Думаю, родители не откажут.
– И что с ним делать?
Я нарочно прикидываюсь дурочкой, потому что очень разволновалась. Фильм. Ничего подобного я раньше не слышала. Это что, новая фишка? Вместо кексов?
– Я думаю, тебе пойдет на пользу переход из твоего нынешнего состояния… – доктор Сара делает паузу, – туда, куда тебе хочется. Сначала снимай, как будто ты там посторонняя. Как скрытой камерой. Ты понимаешь, что это означает, «скрытая камера»?
Я киваю, стараясь скрыть начинающуюся панику. Все слишком быстро.
– Через какое-то время начинай брать интервью. Как думаешь, через камеру тебе удастся посмотреть кому-нибудь в глаза?
Ощутив тупой слепящий удар страха, я велю себе не обращать на него внимания, поскольку мой мозг иногда говорит мне неправду, и я не должна его слушать. Это в больнице Святого Иоанна урок номер один: твой мозг дурак.
– Не знаю – Я сглатываю, а кулаки сжимаются. – Может быть.
– Отлично – Я вижу ангельскую улыбку доктора Сары. – Одри, я понимаю, что тебе мое задание кажется трудным и страшным. Но мне кажется, этот проект тебе отлично подойдет.
– Ладно, но я не понимаю… – Я умолкаю, стараясь взять себя в руки, чтобы не дать волю слезам ужаса. Я ведь даже не знаю, чего я испугалась. Камеры? Новизны? Неожиданного требования?
– Чего не понимаешь?
– Что снимать?
– Что угодно. Что попадется на глаза. Просто наводи камеру и снимай. Дом. Людей. Нарисуй портрет своей семьи.
– Ага. – Не сдержавшись, я фыркнула. – Назову его «Мое безмятежное любящее семейство».
– Как хочешь, – со смехом отвечает она. – Буду ждать с нетерпением.
МОЕ БЕЗМЯТЕЖНОЕ ЛЮБЯЩЕЕ СЕМЕЙСТВО – РАСШИФРОВКА ФИЛЬМА