— Никак, — мужчина покачал головой, но такой ответ меня не устраивал.
— Как выбраться? — Сжав голову руками, я тряслась от ужаса. — У меня дочь пропала. Они забрали мою девочку!
— Замолчи! — рявкнул он неожиданно грубо, и я резко захлопнула рот.
Тележка с пакетиками для узников этой дыры все еще скрипела где-то совсем недалеко.
— Не привлекай к себе внимания, — шикнул он на меня. — Хочешь, чтобы эти всем стадом тебе прямо тут еще одного ребенка заделали? Это они быстро. Сбежать отсюда никак. Завтра или послезавтра прибудет новая смена. Обычно через три — четыре дня после этого происходит первая сортировка. Ты товар хороший, тебя заберут сразу.
— Куда?
— На другие станции, на рынок или аукцион. Да много куда могут. Даже пиратам продать. Тем, кто на межзвездниках пашет. Им тоже женского тепла не хватает, а в портах не задержишься. Меня в прошлый раз по всей галактике помотало. Трижды перепродавали. Потом во время облавы на одной из станций я случайно прибился к пиратам самьятам. К ящерам, короче. Они и рады были — новый работник да нахаляву. С ними полетал. Потом опять зачистка. Омхи нас загнали в ловушку. Спасло, что я не самьят, ну не ящер. Человек же. Стали выяснять, кто такой. Я им в лоб — раб. В общем, потаскали по тюрьмам, да и выпустили. Вернулся и года не прошло, опять попал. Еще и морду разбили, теперь пока не подживет здесь буду. Так что не трепыхайся, шанс выжить есть и неплохой. Главное, не дурить.
Я сглотнула.
— Сколько я здесь?
— Если на Вайчесе забрали, — он призадумался, — то чуть больше недели на все про все. Здесь время определить невозможно — всегда полумрак. Возвращается, — он кивнул в сторону коридора, тележка действительно скрипела громче. — Быстро к себе и не дыши.
Я кивнула и на коленях поползла обратно. Забралась на койку и уставилась в одну точку.
Больше недели! Надежды выбраться нет! И где-то в такой же конуре сейчас плачет моя девочка. Она надеется на меня, верит, что я смогу ее спасти.
А я попалась, как дура.
Всю жизнь прожить на Энцеладе и даже не подозревать о том, что происходит вокруг.
Хотя. как не подозревать? Я вспомнила новостной репортаж и активистов с транспарантами, с которых на всех смотрел печальным взглядом совсем маленький мальчик.
Закрыв глаза, ощутила, как по щекам скатываются слезы.
Мне никто не поможет.
Нет тела — нет дела!
Теперь это относилось прямо ко мне.
Сколько заявлений о таких пропавших лежит у законников? А сколько не приняли? Никого не будут искать, потому что все по локоть в крови.
Глава 8
Время. Я возненавидела его. Казалось, тянется целая вечность.
Вечер? Ночь?
Я с тоской вспоминала, как каждое утро на протяжении нескольких месяцев злилась оттого, что день у меня начинался с одного назойливого гурсана. Как же мне его сейчас не хватало. Отчего-то я упрямо хваталась за надежду, что он меня найдет. Не знаю, как, но отыщет в этой мрачной клетке.
Зачем ему это? Об этом старалась и вовсе не думать. Столько лет прошло, а я все еще помнила предательство Марджи. Он был рядом до первых настоящих проблем. Все шептал по ночам, подонок, что никому в обиду меня не даст. Что он моя опора. Ага! А как потребовалось проявить себя мужиком, так под чужую юбку залез. И хорошо! Я никогда не жалела, что он исчез из моей жизни.
А сейчас боялась, что настырный господин ШуЭхор в ней не появится.
И все же сколько я уже за этой решеткой? Неделя? А может, и две? Как понять, когда ты на станции далеко от Солнца. Оно не заглядывает каждое утро в окошко. На Энцеладе сутки регулировались искусственным освещением. На небе виднелся гигантский диск Сатурна и его кольца.
А здесь... только тьма.
Я повернулась набок и, поежившись от холода, притянула колени к груди. Ноги немного восстановились, но все равно жутко болели. Крутили и периодически странно дергали. От гематом кожа стала синюшной, а местами отвратительно желтой. Ползая здесь на четвереньках за едой и в страшный нужник, отделенный грязной тряпкой, совсем быстро стерла колени местами до крови. Руками старалась лишний раз не прикасаться ни к чему и все терла ладони, собирая воду, стекающую с крана тонкой струйкой.
А еще постоянно хотелось есть. Я с ужасом представляла такую же клетку и мою голодную девочку.
От этих мыслей слезы на глаза наворачивались. Только вот плакать я уже не могла. Сил просто не хватало. Эмоции причиняли столько боли, что я старалась и вовсе не думать.