Порывом каждым добавляет листьев павших
И день уносит, мрачный и холодный.
Живу я холодно, ненастно,
Дождит. Хоть ветер рвёт напрасно
Воспоминания об обветшавшем прежнем,
Но вдаль уносит юности надежды
И дни, что холодно-ненастны.
Спокойно, сердце! Прочь роптанье;
Светило из-за туч прольёт сиянье;
Твоя судьба ничем не хуже каждой,
И в жизни должен дождь пройти однажды,
И пасмурные дни страданья.
THE RAINY DAY
The day is cold, and dark, and dreary
It rains, and the wind is never weary;
The vine still clings to the mouldering wall,
But at every gust the dead leaves fall,
And the day is dark and dreary.
My life is cold, and dark, and dreary;
It rains, and the wind is never weary;
My thoughts still cling to the mouldering Past,
But the hopes of youth fall thick in the blast,
And the days are dark and dreary.
Be still, sad heart! and cease repining;
Behind the clouds is the sun still shining;
Thy fate is the common fate of all,
Into each life some rain must fall,
Some days must be dark and dreary.
Рэдъярд Киплинг "Сила собаки"
СИЛА СОБАКИ
Много печалей обычным путём —
От рода людского мы познаём;
И, если имеем печалей запас,
Зачем же добавочных ищем для нас?
Братья и сёстры, нельзя не сказать:
Собака способна вам сердце порвать.
Купишь щенка и за деньги свои
Купишь ты преданность верной любви,
Трёпку задашь, иль погладишь его —
Ты совершенство! Ты божество!
Только нечестно сейчас не сказать:
Собака способна вам сердце порвать.
Природа отмерит четырнадцать лет,
Там — астма, припадки и опухоль вслед,
В глазах коновала прочтешь приговор:
Пса — в душегубку иль выстрел в упор.
Тогда, поневоле — изволь выбирать —
Но… псу своё сердце ты дал растерзать.
Тому существу и каприз твой был мил,
Скулил он, встречая... И вот вдруг застыл…
Душа, что тебя понимала всегда,
Уходит навечно, идёт в никуда,
Как им дорожил, ты сумеешь понять,
Как сердце собаке ты дал растерзать.
Печали — довольно обычны для нас,
Когда прах хороним того, кто угас —
Любимые нам не навечно даны,
За малый процент мы берём их взаймы.
И скорбь не зависит порой от того,
Мы долго иль кратко любили его.
Кредит, хоть короткий, хоть долгий — всё плох,
И всё же придётся выплачивать долг…
Зачем же, пред тем, как на небо уйдём,
Мы сердце собакам терзать отдаём?
The Power Of The Dog
by Rudyard Kipling
There is sorrow enough in the natural way
From men and women to fill our day;
And when we are certain of sorrow in store,
Why do we always arrange for more?
Brothers and Sisters, I bid you beware
Of giving your heart to a dog to tear.
Buy a pup and your money will buy
Love unflinching that cannot lie —
Perfect passion and worship fed
By a kick in the ribs or a pat on the head.
Nevertheless it is hardly fair
To risk your heart for a dog to tear.
When the fourteen years which Nature permits
Are closing in asthma, or tumour, or fits,
And the vet's unspoken prescription runs
To lethal chambers or loaded guns,
Then you will find — it's your own affair —
But...you've given your heart for a dog to tear.
When the body that lived at your single will,
With its whimper of welcome, is stilled (how still!);
When the spirit that answered your every mood
Is gone — wherever it goes — for good,
You will discover how much you care,
And will give your heart for the dog to tear.
We've sorrow enough in the natural way,
When it comes to burying Christian clay.
Our loves are not given, but only lent,
At compound interest of cent per cent.
Though it is not always the case, I believe,
That the longer we've kept 'em, the more do we grieve:
For, when debts are payable, right or wrong,
A short-time loan is as bad as a long —
So why in Heaven (before we are there)
Should we give our hearts to a dog to tear?
Рэдъярд Киплинг "Киска поёт у огня"
Киска взлетает на дерево прытко,
Киска поёт у огня.
Но, даже играя пробкой на нитке,
Тешит себя, не меня.
Мне больше по нраву Бинки, мой пёс —
Он знает и кто он, и чей.
Ведь он Первый Друг, навсегда и всерьёз,
С времён первобытных людей.
Киска и Пятницей может побыть,
Но (вовсе не так, как он)
Лапки свои не захочет мочить
(Чтоб след отыскал Робинзон).
Будет царапаться, рваться из рук,
Кричать, распушится чуднó...
Вот Бинки — мой истинный Первый Друг —
Он в играх со мной заодно.
Киска потрётся о ноги мои,
Когда отправляюсь я спать;
Но тут же умчится гулять до зари,
Стоит мне лечь в кровать.
Притворщица Киска, мне ли не знать,
Хитрее не сыщешь вокруг.
А Бинки в ногах моих будет спать,
Ведь он — мой Первейший Друг!
"Pussy can sit by the fire..."
PUSSY can sit by the fire and sing,
Pussy can climb a tree,
Or play with a silly old cork and string
To 'muse herself, not me.
But I like Binkie my dog, because
He knows how to behave;
So, Binkie's the same as the First Friend was,
And I am the Man in the Cave.
Pussy will play man-Friday till
It's time to wet her paw
And make her walk on the window-sill
(For the footprint Crusoe saw);
Then she fluffles her tail and mews,
And scratches and won't attend.
But Binkie will play whatever I choose,
And he is my true First Friend!