Фи
Глава 5
«И кто только придумал эти поминки?» — мрачно думал Гил. Он опустил книгу, которую якобы читал, а на самом деле притворялся, и уставился на двоих отставных вояк, которые загораживали ему обзор. Те громко обсуждали несостоятельность лейбористского правительства. Гил передвинул кресло вперед, чтобы лучше видеть отчима, который флиртовал с Грейс Хартфилд в другом конце переполненной гостиной. Фрэнк выглядел несколько более оживленным и веселым, чем в начале поминок, — правда, Грейс всегда так на него действовала. Обычно Гил восхищался и любовался ими обоими, но сегодня ему было не до того. У них было много общего, он понимал это — те же сдержанные манеры, та же привычка не торопиться и не стремиться заполнить любую возникающую паузу, но с Грейс всегда было легче: она была менее склонна к спорам и конфронтации, не придиралась ко всему, что бы ты ей ни сказал. А Фрэнк нынче то и дело выкидывал подобные штучки.
От старых привычек избавляться трудно — и Гил читал их разговор по губам. Все он разобрать не мог, оба то и дело отворачивались; однако он понял, что речь идет о Алкионе, точно о ней. Он поднял книгу повыше, закрыв лицо. Некоторые вещи лучше не знать. Всякий раз, когда он вспоминал о ней, сердце начинало часто биться, а голову заполняли вопросы, ответа на которые он не знал. Эти вопросы Гил задавал себе с тех самых пор, как узнал, что девушка не просто полоумная, но и глухая, как и он сам. Интересно, ее тоже кто-то стукнул по голове, точно так, как и его? И если так, то к чему это его в итоге приведет? К психопатии? Чем больше он об этом думал, тем больше боялся, но держал свои страхи при себе. Мучился и терзался молча.
Взгляд его перебегал с одной группы гостей на другую, Гил отслеживал разговоры. Его забавлял этот процесс: одно перехваченное слово тут, пара слов там — получалось нечто вроде лоскутного одеяла. Имея некоторый опыт, можно было легко понять, что говорят люди, едва они открывали рот. Глухота одновременно создавала для него некоторые барьеры и как бы наклеивала определенный ярлык. Как только окружающие замечали слуховой аппарат у него в ухе, они тут же четко на него реагировали, повышая голос в разговоре. Для всех, кроме его матери, это было обычным делом, как бы частью его самого. Для Гила аппаратик был просто еще одним фактором, определяющим его сущность, то, каким он стал, часть его личности. Крессида и старый Джон Спейн научили его жить с этим, однако позднее, когда пришлось приспосабливаться к улучшениям, которые ему принесли современные технологии и еще позже хирургическое вмешательство, он был вынужден искать свой собственный способ справляться с тем, что тогда показалось ему гигантскими, чудовищными переменами в собственном мировосприятии. Прогресс для Гила зачастую оказывался слишком назойливым, изматывающим. Иногда ему казалось, что чем лучше он разбирал звуки, тем меньше понимал тонкости и нюансы услышанного. Каждый шаг в сторону более четкого и ясного звука, казалось, разрушал его уверенность в себе, пока он не решил однажды, что с него хватит, и не отключил слуховой аппарат. Большую часть времени Гил продолжал его носить, потому что терпеть не мог, когда к нему приставали с вопросами, почему он его не носит. К тому же аппарат ему кое в чем помогал: он создавал некий защитный барьер вокруг него, своего рода зону недоступности. Его забавляло, что многие люди никак не могли приспособиться к его недостатку. Или, может быть, считали его… заразным, что ли.
Гил уронил книгу на колени, когда какой-то старик, который все время стоял напротив, отошел в сторону, дав возможность беспрепятственно обозревать всю комнату. Он любил это занятие — сидеть и тихонько наблюдать за окружающими; способность оставаться в стороне, но одновременно быть в гуще событий давала ему ощущение власти над людьми. Это был прекрасный способ выяснить, что на самом деле происходит вокруг. На свете есть масса способов слушать не только ушами — можно читать по губам, по глазам, по движениям тела. Он овладел этим искусством, еще когда был глухим ребенком: неосознанно привык к своему недостатку, научился отключаться от всего неприемлемого. Потом Гил никогда не терял этого умения. По мере взросления он начал осознавать, что может «выключать» звук по собственному желанию, когда захочет. Он прекрасно научился пользоваться зрением и собственной интуицией, и мало что ускользало от его внимания; он был смышленым ребенком.