И тут внезапно маленький Гил восьми лет от роду материализовался. Вот он сидит на заднем сиденье «рейнджровера», прижав бледное личико к окну. Дверца машины распахнута, водительское сиденье пусто. Он перебирается на него, потом вылезает из машины и озирается вокруг. Одной рукой держится за бок. По лицу его течет кровь… Тут видение пропало.
Я медленно спустился по галечному склону к реке и, держась у самого берега, пробрался через два сада и дошел до границы участка, на котором стоял «Олд Корн Стор». Продрался сквозь живую изгородь и скрючился в тени. Высокая крыша здания четко выделялась на фоне неба, я осмотрел ее и медленно опустил взгляд вниз. На занавесках, закрывавших большие застекленные двери, плясали отблески от экрана телевизора.
Тишина. Вот маленький Гил и вернулся в прошлое. Свет, падающий из дома, освещает почти весь сад, спускающийся вниз, весь склон, занятый лужайкой. Возле распахнутой застекленной двери стоит стол, рядом скамейка. На столе бутылка. Глаза мои скользят то вверх, то вниз, высматривая, выискивая, и вдруг я замечаю тени темных фигур, прячущихся в кустах по обе стороны дома. Я плохо их различаю, но чувствую, что они там. Мое внимание привлекает слабый отблеск, мелькнувший чуть дальше от того места, где я стою. Там движется, шурша листьями, что-то большое и темное — не около земли, но выше, гораздо выше моей головы. Я вижу, как шевелятся ветви, а потом все замирает.
Из-за застекленной двери появляется женщина, она словно выплывает. На ней длинное легкое платье, оно развевается. Она танцует? Раскидывает руки и кружится, кружится — прямо как балерина. Платье распахивается. Я вижу белые груди и темные волосы на лобке, чувствую, как к лицу приливает жар, я жутко возбужден, потому что знаю, кто она такая, эта женщина: она всегда тычет в меня пальцем, когда мы с Трапом плывем в лодке. Она и сейчас показывает на меня пальцем. Я поворачиваю голову, чтобы проследить, куда указывает ее длинная и белая рука. По саду идет Трап, держа в вытянутой руке рыбу. Ее серебристая чешуя блестит в падающем из дома свете. Женщина направляется к нему и, проходя мимо, на секунду поворачивается ко мне, я вижу, как двигаются ее губы, но прежде чем успеваю прочитать по ним, что она говорит, она отворачивается к Трапу. Смеется, хватает рыбу, швыряет на землю. Они стоят друг напротив друга. Я замираю. Она держит в ладонях свои груди, то поднимая их, то опуская, то вверх, то вниз. Трап подходит к ней ближе и ближе. Спотыкается, и она притягивает его голову к своим грудям. Мне хочется заплакать.
Теперь они идут назад, вверх по склону, прижавшись друг к другу. Вверх, вверх по склону, к булыжной отмостке под окнами. Там стоит кто-то еще, он у них за спиной, они его не видят. Я замечаю какое-то движение, но мне не до того — я не в силах отвести глаз от Трапа и женщины. Меня жутко интересует то, что они делают. Она стягивает с него желтый клеенчатый комбинезон. Лямки съехали вниз, прижали ему руки к бокам; он все пытается их высвободить. Вот она сбрасывает платье. И остается голой. Его штаны упали ему на лодыжки, а его штука у нее во рту. О Господи! Тут он вдруг валит ее и падает сверху. И начинает дергаться, вверх-вниз, вверх-вниз. Я не вижу лица Трапа, но женщина явно довольна — она улыбается, может, даже смеется. Трап падает лицом в траву, скатывается с нее. Потом поднимается, встает на колени и берет ее голову в ладони, как будто она плачет. И тут совершенно внезапно то, что скрывалось позади женщины, выскакивает, хватает ее за волосы и рывком поднимает на ноги. Женщина мотается как тряпичная кукла, но этот тип в черном отшвыривает ее в сторону. Очень грубо. Она падает, ударившись головой о камни отмостки, и замирает на месте.
Этот человек стоит, глядя на нее, потом медленно поворачивается туда, где прячусь я. На долю секунды свет из окна падает на его лицо. И я вижу, что это моя мать.
Не знаю, что мне делать. Я писаю в штаны, по ногам течет, прямо в ботинки. Трап уже натянул свои штаны, надевает лямки на плечи. Мама бежит к нему. Я не могу больше смотреть. Женщина садится. Озирается вокруг, видит, что Трап взял маму за руку. Она начинает смеяться. То сгибается от смеха, то откидывается назад. Почему? Не понимаю. Все трое, кажется, о чем-то спорят, кричат, но я ничего не слышу. В ушах сплошное молчание, тугое и мягкое. Трап тащит маму в сторону, вниз по склону, к воде.