Изучение истоков Первой мировой войны, казалось бы, дает нам ключ к постижению механизма возникновения глобальных конфликтов: нарастание нестабильности в условиях перегруппировки сил на международной арене, обусловленной ослаблением мощи одних великих держав и увеличением других; взаимодействие и взаимовлияние регионального и глобального уровней мировой политики; алгоритмы смены миропорядков; фактор общественного мнения в процессе принятия внешнеполитических решений и т. д. В этой череде серьезных теоретических вопросов выделяются два сюжета, между которыми, на первый взгляд, нет очевидной взаимосвязи. Первый – это форма глобального лидерства великой державы (в реалиях начала XX в. в роли таковой выступала Великобритания) и сложности его удержания в условиях трансформации многополярной модели международных отношений. Второй сюжет – накопление конфликтного потенциала в рамках регионального порядка вследствие заката многонациональных империй и постепенного возрастания удельного веса малых стран в международных отношениях, наглядной иллюстрацией чего являлись события на Балканах. Пересечение этих двух плоскостей, региональной и общесистемной, представляет собой интереснейшую тему для исследования.
К 1900 г. Британская империя являлась крупнейшей колониальной державой, владея 31 млн км2 суши, на которых проживала четверть населения планеты, причем 11 млн км2 этих территорий была присоединена в предшествующее тридцатилетие[3]. Созданная будто «по рассеянности»[4], как писал апологет британского империализма Дж. Сили, Британская империя являлась сложным, причудливым организмом, включавшим территории различного политико-административного и правого статуса, управление которыми было в значительной степени децентрализовано. Империализм в его различных ипостасях воспринимался почти всеми слоями британского общества как платформа, способная генерировать новые экономические возможности как для метрополии, так и для зависимых территорий[5]. Если отбросить неудовольствие сторонников дальнейшей консолидации Британской империи относительно того, что она «не являлась политическим фактом, а была подобна фразе, влиянию, ощущению»[6], обеспечение безопасности империи и, соответственно, морских коммуникаций представляло собой краеугольный камень внешней политики Лондона. Мощнейший военно-морской флот, превосходивший по тоннажу и техническим характеристикам флоты всех остальных великих держав вместе взятых, позволял англичанам успешно справляться с этой задачей.
Лондонский Сити по-прежнему оставался важнейшим финансовым центром мира: Англия сохраняла ведущие позиции в сфере инвестиций, банковского дела, страхования и международной торговли[7]. Вместе с тем Великобритания начала уступать в темпах промышленного роста США и Германии. Даже несмотря на последнее обстоятельство, казалось бы, сочетание всех вышеупомянутых факторов давало основание говорить о существовании Pax Britannica.
Однако на протяжении большей части XIX в. британское лидерство имело свои типологические особенности. По справедливому замечанию профессора Чикагского университета П. Шрёдера, будучи мировой державой, Великобритания не стремилась принимать на себя «бремя» лидерства и сопутствовавшие ему международные обязательства: она вмешивалась в события на европейском континенте только лишь в случае возникновения угрозы нарушения сложившегося баланса сил[8]. Лукавством будут рассуждения о том, что Англии удалось достичь гегемонии и на региональном уровне (мы не берем в расчет подконтрольные Лондону территории): Ближний и Средний Восток, Африка, Дальний Восток – британские интересы периодически сталкивались с устремлениями других великих держав на глобальной периферии. Поддержание эластичного равновесия, в том числе и за счет управления конфликтами, способствовало созданию благоприятной, комфортной для Великобритании международно-политической среды, в пространстве которой и реализовывался проект Pax Britannica. В свою очередь, такое положение дел достигалось во многом за счет внешнеполитических преимуществ, сопряженных с экономическим и военно-морским потенциалом Великобритании. Таким образом, сохранение «азиатской империи» и поддержание баланса сил на европейском континенте являлись двумя «китами», на которых базировалась внешнеполитическая стратегия Англии.
3
5
6
8