Мы подошли к террасе второго домика. Там, окруженный ребятишками, сидел человек в черной сутане. Он обучал детей азбуке. Родители не могли этого сделать, так как они сами были неграмотны. Увидев нас, человек в сутане встал. Мы поднялись по ступенькам и оказались лицом к лицу с отцом Викторином. Его маленькая, щуплая фигурка тонула в просторной сутане. Он учтиво предложил нам сесть. Мы сели.
Патер был весь сплошная улыбка, его любезность не знала границ. Казалось, он не чувствует к нам никакой вражды — если бы не колючие глаза, которые так плохо согласовывались с улыбкой, со всем его обликом. Эти глаза ненавидели нас.
Мы затеяли светскую беседу. О том о сем, о нас самих. Очень тонко патер отвел разговор от острых вопросов. Но мы все-таки воспользовались случаем и дали ему понять, что коллекционируем представителей фауны, а не человеческие души.
Отец Викторин рассказал нам о себе. Тридцать три долгих года, с тех пор как его прислали сюда из Франции, он в одиночестве путешествует по островам Маркизского архипелага. Живет вместе с полинезийцами в их грязных лачугах, ест их пищу, сидит у ложа больных и умирающих. У него нет ни единого друга: он не смог завоевать расположения островитян. Нет никаких развлечений. Природа во всех ее проявлениях для него не существовала. Жизнь большого мира шла своим чередом, жизнь архипелага — своим. Одинокий, заброшенный, отверженный, он видел смысл своего бытия в одном: сделать из островитян католиков, всех записать в приходские книги! Хоть именем овладеть, если не удастся завоевать душу!..
Словно одержимый филателист, панически боящийся потерять хоть одну марку из своей коллекции.
Что ж, его можно было понять. Неудивительно, что он прибегал к любым средствам, чтобы достичь своей цели. И отец Викторин не скрывал своей жгучей ревности к нам. Нас двое. Мы молоды. Он один и стар, и ему нечего вспомнить, потому что жизнь потрачена впустую.
Мы молча пошли домой.
Глава шестая
МЫ НАРУШАЕМ ТАБУ
С большим трудом наша лодчонка пробивалась через длинные валы, катившие к берегу. Утреннее солнце ласково освещало дикий пейзаж, над океанским простором веяло свежестью: ее нес пассат.
На корме, обняв гроздь бананов, лежала Лив. Она слушала, как мы с Тиоти обсуждаем план нашей поездки. За кладами в Ханахоуа?.. Нет, сорвалось, и все из-за Викторина. Для рыбной ловли долбленка Тиоти еще годилась, но с наветренной стороны острова лучше на ней не появляться. А направлялись мы в долину Ханававе, решили исследовать участок леса, объявленный запретным. Один из великих шаманов прошлого наложил табу на эти заросли, и с тех пор никто не смел туда заходить. Большинство табу давно утратили свою силу, но этот запрет еще действовал, как и тот, который охранял вход в склепы Ханахоуа. Всяческие ужасы, а то и смерть грозили нарушителю. Протестант Тиоти очень красочно все это расписывал. Он не сомневался в том, что древние людоеды знались с бесами.
Гребем и гребем, вверх и вниз по волнам, и берегу нет конца. Долина за долиной скользили мимо. Забытые, обезлюдевшие. Высоко на склонах паслись пятнистые козы; из-под пальм смотрел на лодку щетинистый кабан. Посмотрел и опять принялся уписывать падалицу под хлебным деревом. Кто сказал, что долина необитаема? Вон сколько домашних животных! Только люди вымирают.
Но вот наконец горы раздались, и нашему взору предстала долина Ханававе. Полно, не мираж ли это?.. Стройные пальмы, острые пики. Красные скалы и зеленые заросли. Выветривание изваяло на склонах гор причудливых троллей и других исполинских чудовищ. Немудрено, что здесь родились суеверия… Будто заколдованный мир, огороженный неприступными грядами. В глубине долины мы увидели отверстие в горе, сквозь которое просвечивало небо. Само время прогрызло туннель в вершине. Через этот проход когда-то прорывались в Ханававе воинственные людоеды из Ханахоуа. Они лазили по горам не хуже коз и высекали в камне узенькие тропки. Но с тех пор тропы осыпались, и теперь к туннелю, который носил замысловатое название Техавахиненао, не пройти. Так что с той стороны в Ханахоуа не попадешь.
Мы не захватили ничего съестного, и до того, как высадиться на берег, надо было обеспечить себя пищей. В глубине бухты резвились серебристые рыбки. Тиоти встал в лодке и с силой метнул копье с плоским наконечником. Описав дугу, оно опустилось прямо в рыбью стаю, и торчащее из воды древко красноречиво говорило о том, что цель поражена.