Дуглас не сводил с девушки глаз, то и дело нашептывая ей на ухо:
— Вот отличная бунтарская песня — прямо для тебя!
Неожиданно старый музыкант затянул старинную балладу о погибших кораблях. Грустный мелодичный напев совершенно очаровал Джоанну, неясное мечтательное настроение полностью овладело ею.
Как хорошо в этом краю! Дикая, первозданная красота Ирландии, ее неистовый дух покорили девушку. Каррикду стоял и будет стоять, и только ее, Джоанны, не будет здесь в воскресенье. В прошлом останутся несколько счастливых дней, наполненных любовью к единственному в мире мужчине, а впереди — одиночество.
Джоанна очнулась, услышав голоса:
— Пожалуйста, сэр, спойте нам! Мистер О’Мейли, давайте спойте для своей крошки!
Джоанна не верила своим ушам: обращались к Дугласу!
— Ничего не выйдет, — ухмыльнулся тот, качая головой. — Я не могу петь. После пары кружек пива еще нет нужного настроения.
Мистер Флагерти тут же поднес Дугласу огромную порцию виски.
— Вот, пожалуйста, сэр, будьте здоровы!
Дуглас обвел взглядом пивную и медленно встал.
— Ладно, потом пеняйте на себя.
— Он что, правда будет петь? — шепотом спросила Джоанна у Кейт.
— Конечно, а почему бы нет, — так же шепотом ответила та.
Она не стала говорить, что впервые за долгие годы упорного труда, лишений и испытаний Дуглас выглядит таким воодушевленным, словно светится изнутри.
Дуглас никогда не показывал своих чувств. Ни в семь лет, когда его мать, вернувшись вечером с фабрики и обнаружив дрожащего маленького сына на полу в холле, воскликнула: О господи! Ты еще не в постели?!» Ни в тринадцать, когда она требовала: «Ах, Дуглас, да отдай же ты это Майлсу! Ты что, не видишь, он хочет?»
Дуглас выдержал все, даже в выборе профессии остался непреклонен. Мать после ряда сцен заявила: «Не понимаю, в кого пошел Дуглас. Он мог быть не хуже Майлса».
Все эти годы Кейт не позволяла себе вмешиваться в семейные дела О’Мейли — прошлое тяготело над ней. Но сколько раз приходили безумные мысли: «Боже, все бы отдала за такого сына!»
Кейт нежно любила Дугласа и что было сил помогала ему. Ее дом всегда был открыт для него, здесь он мог шутить, отдыхать, обсуждать важные дела. Кейт старалась понять своего крестника и часто знала, что творится у него на душе. Мудрой женщине многое открылось накануне вечером, когда она увидела Дугласа и эту малышку вместе. И не важно, догадывались ли Джо и сам Дуглас, что с ними происходит.
— Спойте, спойте для малютки! — дружно звучали голоса.
Джоанна в розовом палантине была сказочно хороша. Именно таким красавицам посвящаются песни. А уж как она смотрела на Дугласа! Нет, ошибиться здесь невозможно!
Красивым сильным голосом Дуглас затянул балладу из Донегола «Она по ярмарке гуляла».
Фраза, исполненная с глубоким, страстным чувством, совершенно потрясла Джоанну. Дуглас, не отрывая от нее сверкавшего взора, казалось, пел для нее одной:
Джоанна дрожала. Тихо кружилась голова, его глубокий взгляд проникал ей прямо в душу. Что он хотел сказать? Нет, нет, это невозможно, неправильно… немыслимо.
«Для меня такой день не наступит никогда, никогда», — стучало в голове у Джоанны.
А Дуглас в эту минуту думал о том, как глупо и бессмысленно мечтать о чужой невесте.
Глава 12
На следующий день Дуглас повез Джоанну в гости к Брэндону О’Коннору, деду Шея. Машина плавно скользила по дороге. Дуглас был молчалив и лишь изредка поглядывал на свою спутницу. Джоанна, замирая от восторга, смотрела в окно.
Как прекрасен этот дивный дикий край! Яростный ветер гнал по небу рваные облака, сбрасывал камни с серых утесов, проносился над зелеными полями и срывал белую пену с морских волн.
Брэндон О’Коннор встретил гостей во дворе небольшого белокаменного коттеджа. Он держал под уздцы серого ослика, груженного двумя корзинами торфа.
Хозяин с гордостью продемонстрировал Джоанне старинный ткацкий станок, который передавался в семье из поколения в поколение. Старик был искусным мастером своего дела, прекрасно разбирался в природных красителях, скептически оценивал современные, химические.
Джоанна узнала, как в прошлом использовали лишайники для получения коричневых, красно-коричневых и желтых тканей. По словам О’Коннора, это были традиционные цвета Донегола.