— А что я не сказал?
— Нет не сказал.
— А тебе не все равно? — удивился Лёва, — За такие деньги можно и в пекло сбегать по холодочку. Извините братишки, но вы знаете мои правила: пока операция не продуманна до мелочей, никому о месте её проведения, ни слова. Как только вылетим, я вас сразу и посвящу во все детали, а пока, как я сказал, дело предстоит рисковое, но денежное. Кто не хочет, может отказаться. Я буду не в претензии, хотя скажу откровенно — до утра он вряд ли уже доживёт.
— Всё опять, так серьёзно? — нахмурился Михалыч.
— А когда у нас было по-другому. Получайте у Эльвиры свои золотые кредитные карточки и идите отдыхать, вылет через шесть часов. Всё, тема пока закрыта.
Лёва дождался, пока братва выйдет из его комнаты, закрыл глаза, и уже проваливаясь в сонное царство, устало прошептал:
— Вижу, что с войнами действительно пора кончать. Достали.
Сновидения появились сразу. Замелькали, смешиваясь с калейдоскопической скоростью в одно целое; города, страны и эпизоды кровавых боёв, в которых Лёва принимал участвие. Последний фрагмент был особенно ярким и реалистичным. Он начался с тумана, в котором неожиданно появились рваное окно, а потом из него рокоча двигателем, изрыгая клубы пыли и дыма, выползла самоходка. Она неторопливо ползла по полю, покачивая своим орудийным стволом. С удивлением, Лёва вдруг ощутил себя в окопе, сжимающим в руках бутылку с зажигательной смесью. Самоходка остановилась, как бы принюхиваясь, повела своим стволом и… поползла прямо на Лёву. Загрохотал её пулемёт и пули, взбивая пыльные фонтанчики, стали всё ближе и ближе подбираться к Лёве. Не понимая, что он делает, Лёва выпрыгнул из окопа и, бросив в самоходку свою бутылку, побежал по полю, стараясь отбежать подальше от зоны обстрела. Ему уже почти удалось обойти самоходку с фланга, когда неожиданно земля под ним разверзлась, и Лёва не понимая, что случилось, полетел вниз в какую-то яму, Яма оказалась бывшим сортиром, наполненной до половины дерьмом. Чувствуя, что он вот-вот задохнётся Лёва замолотил со всей силы руками, взбивая пену на дерьме и… проснулся.
«Твою мать и присниться же такое. Хорошо хоть дерьмо приснилось, значит к деньгам. А если учесть его количество, то к большим деньгам», — вытирая холодный пот со лба, подумал Лёва.
Он поднёс к глазам свои часы. Стрелки на светящемся циферблате показывали два часа ночи. Он оделся и вышел во двор. К поездке всё было готово. Участники операции стояли, тихо переговариваясь друг с другом, возле сыто урчащей разогретым двигателем машины. Лёва обратил внимание на то, как Эльвира крепко держит Вована за руку.
«Нашли время любовь крутить», — недовольно подумал он. Закурив сигарету и глубоко затянувшись, как-никак первая утренняя затяжка, да ещё натощак, что может быть лучше, в наступающем новом дне, сказал:
— Всё собрали, ничего не забыли? Возвращаться не будем.
— Дядя, а может ещё, погостите? А завтра по холодку и полетите? — просящее, проговорила Эльвира, с нежностью посматривая на Вована.
— Отставить любовь на потом. Лучше помолись за нас, — садясь в машине на переднее сиденье пробурчал Лёва. — Ничего с нами не случиться. Откладывать дела плохая примета. Погнали хлопчики. Бог не выдаст, свинья не съест.
— Дальше неба не загонят, в землю хером не воткнут, — поддержал Лёву, многоопытный Михалыч. Погнали.
Машина взревела форсированным мотором и рванув с места в карьер, помчала ночных романтиков в аэропорт, где их ждал арендованный через подставную фирму частный двухмоторный самолёт « Цессна».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Над златоглавой столицей развалившейся и благополучно почившей в бозе, двадцать пять лет назад империи, вставало солнце. Воскресный день обещался быть не по-осеннему сухим и тёплым. Только, что отзвонили колокола и на ионизированный ими воздух нёс над городом божественную благодать, призывая к покою и миру.
Человек стоящий у зарешеченного окна, стащил с голову, видавшую виды, шапочку-афганку, с которой он не расставался последние тридцать лет и набожно перекрестившись, стал бормотать скороговоркой молитву:
Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
да приидет Царствие Твое,