– Ошибаетесь, – всякий раз отвечала Е.А. Мещерская, – Советская власть никогда не лишала меня свободы. Она всегда меня освобождала, когда люди без совести и чести писали на меня доносы. Вот и нахожусь я перед вами, невредимая, с советским паспортом в кармане.
И никакого счёта Екатерина Александровна истории не предъявляла. Послужным списком Советской власти, служением ей стали записи в трудовой книжке бывшей княжны, не успевшей получить образования. С четырнадцати лет она сама себе зарабатывала кусок хлеба. Наследница миллионного состояния, нескольких дворцов, бесценных духовных сокровищ, которые были переданы новой России, она мужественно шагала по ступеням трудовой жизни. Преподавательница пения, руководительница детского сада, концертмейстер в струнном оркестре, мастерица по плосковязальным фанговым машинам, мотальщица, штопальщица на швейной фабрике, переводчица с немецкого и французского, художница, модельерша, учётчица, чертёжница, сотрудница лаборатории, музыкальный корректор, дворник…
Никогда она ничего не просила для себя. Только для других.»
Чтение воспоминаний этой удивительной женщины греет душу. Человек и в самом деле уникальной судьбы, Е.А. Мещерская обладала, как и её мать, поразительной стойкостью и за всю свою долгую жизнь, вопреки невзгодам, не потеряла веры в добро. И в свои 83 года сохранила ясный ум и хорошую память. Среди её родственников было немало людей замечательных. Вспоминает она об одном из них – графе А.А. Игнатьеве.
«Лёша был удивительный по своей порядочности человек. Живя в Париже и пребывая в должности военного атташе царской России, он держал на своём имени в парижском банке около 200 миллионов рублей.
– Эти деньги России, они принадлежат русскому народу, – говорил граф Игнатьев, пересылая все 200 миллионов через товарища Красина в Москву. За этот поступок его любимый младший брат Павел стреляет в него, но пуля, не задев черепа, легко проходит сквозь верх фетровой, с начёсом, шляпы… Простреленную братом шляпу Игнатьев привёз из Парижа в Москву. Предаваясь интереснейшим воспоминаниям, сидя в уютном кабинете, в своей квартире на проезде Серова, Лёша любил её демонстрировать гостям.
Несмотря на спасённую и переданную советскому народу царскую казну, инстанции ещё долго медлили и проверяли Лёшу, не давая ему права вернуться на Родину. За рубежом его уже давно окрестили ″агентом Лубянки″. Печать пестрела карикатурами на него.»
Неисповедимы пути наши, Господи.
Сама жизнь таких аристократов как граф Игнатьев, княгиня Шаховская, княжна Мещерская подчёркивает позорное падение тех, кто считал себя «цветом нации» – этой самой другой, по Солоневичу, интеллигенции. Это о ней в своё время весьма нелестно отозвался Чехов – и был совершенно прав: эти люди, мнившие себя этакими «учителями жизни», из – за своего эгоизма, вечного легкомыслия, напыщенности, нежелания по – настоящему проникнуться судьбами своего народа, – в конце концов послужили детонатором несчастий, постигших страну.
Весной 1918 года одному из типичных представителей этой интеллигенции В.В. Вырубову (видный земский деятель из дворян с университетским образованием, после Февраля – товарищ министра внутренних дел Временного правительства), заявившему, что революция была неизбежна, поскольку её делал народ, Бунин ответил так:
«Не народ начал революцию, а вы. Народу было совершенно наплевать на всё, чего мы хотели, чем мы были недовольны. Я не о революции с вами говорю, – пусть она неизбежна, прекрасна, всё, что угодно. Но не врите на народ – ему ваши ответственные министерства, замены Щегловых Малентовичами и отмены всяческих цензур были нужны, как летошний снег…»
О да, народ свой Иван Алексеевич знал не понаслышке, неизмеримо лучше всех прочих…
И вот уже сто лет минуло и сколько событий прогремело в отечестве, но каким – то роковым образом сохранилось до наших дней и прекрасно себя чувствует живучее племя либералов – другой интеллигенции.
Часть вторая
Одинокие мысли
24.04.2016
Вот так опустишься с печалью с заоблачных высот на грешную землю – и вдруг, глядишь, какой – нибудь сущий пустяк разбудит в тебе нечто, казалось бы, навсегда канувшее в забвение.
И какие бывают однако смешные дела! Совершенно заурядный поход в известное место с желанием, как в старину, приобрести чего – то для души приятного – лёгкого белого вина просто – напросто ради его замечательного вкуса. Эдак берёшь бутылку и читаешь на этикетке: «Robertson – он, может, город и небольшой, но у него большое сердце. Объединены здесь 35 ферм, жители которых – виноградари в седьмом поколении – хранят любовь и уважение к земле, которые и заключены в каждой бутылке нашего вина.» (Вот такой привет с бутылочной этикетки из Южной Африки!) Ну как тут не купишь? А в голове тем временем рождается сомнение… Ну да, наученный горьким отечественным опытом, думаешь: написать – то на бумажке можно всё что угодно. Но как, чёрт его дери, написано! И возникает желание проверить. И вот итог: отличное лёгкое виноградное вино (не соврали, черти!). Мало того, вкус его напомнил, что во время όно (в шестидесятые годы прошлого века) наши украинские вина, совсем простые (такие, например, как «Надднипряньске» или «Пивденнобэрэжнэ») были ничуть не хуже! В то время профессиональное мастерство тамошних виноградарей (особенно крымских с их «Мускатом Красного камня») не уступало европейскому – почему и медалей немало нахватали на международных выставках. Нынче же следовало бы клеймо ставить не на этикетке, а на лбу сегодняшним прохиндеям.