И пошла в голове цепочка памятных деталей: одна такая бутылка (в продаже тогда были сплошь поллитровки) после денежной реформы 1960 – го стоила один рубль; за тот же рупь у баушки по соседству с общежитием можно было купить целый графин домашнего красного вина; стипендия была 45 рублей (бывшие 450); обед из трёх блюд (с приличным куском мяса – шницелем) в студенческой столовой стоил 70 копеек, по средней прикидке на месяц 21 рубль – на всё другое оставалось 24; вкуснейшее заварное пирожное в кофейне 10 копеек (по старому – рубль) штука; пообедать в ресторане можно было за 5 рублей…
«Ну что сказать, ну что сказать…» – напевали когда – то в каком – то водевиле.
Остаётся этот сумбур мой завершить следуюшим.
Снег, наконец, сошёл. В деревне нашей тишина, всё замерло в ожидании. Голые ветки деревьев недвижны, замерли, сосредоточены на таинственной внутренней работе. Через считаные дни почки на них буквально взорвутся. Но уже теперь появились первые, спешащие раньше успеть, экземпляры: сегодня Тамара принесла разбухшую, полураскрывшуюся почку.
3.05
Бог ты мой! В этом году исполняется уже двадцать лет довольно странному событию… В чужой стране, в заокеанском городе, стоял человек на автобусной остановке – и вдруг в его голове стали складываться стихи! Да ещё не на своём языке!
Всё это приключилось тогда со мной и завершилось впоследствии небольшим сборником стихов, написанных по – французски, который был издан в Париже.
Столь необычное увлечение заставило меня пристальнее взглянуть не только на то, что уже сделано во французской поэзии (я внимательно познакомился с ней от Вийона до Превера), но и присмотреться к тому, чем она жива в современности.
И тут постигло меня сильнейшее разочарование.
Данное Богом человеку Слово попросту подвергается легкомысленному жонглированию; абсурд, бессмыслица правит бал; даже красота языка почему – то выброшена на задворки; поэты, словно играющие в камешки дети, составляют, складывают из слов случайные картинки… И происходит это, похоже, по всей земле.
Воцарилась мода на столь примитивное занятие. В городе Монреале сподобился я в то время посетить в одном кафе поэтический вечер, где тронутые сединой и большей частью молодёжь под пиво или бокал вина творили священнодействие: поочерёдно выходили к микрофону и читали слушателям свои творения, в которых, опять – таки, маловато содержалось хоть какого – то смысла.
Что там читалось!
В стихах молодые демонстрировали публике ершистость, грубый эпатаж, причём предлагалось это на довольно примитивном уровне – сердитая молодёжь бросала вызов обществу (так познакомился я с рассерженной молодёжью – термин этот вошёл даже в историю культуры).
Ах, как же это всё знакомо – ведь мы всё это уже проходили… Было всё это уже, было… Было в своё время и в Париже, было и в Петербурге, (когда Пушкина «сбрасывали с корабля современности»). И вот теперь снова?
Но тут, кажется, всё приобрело какой – то зловещий оттенок. Нельзя ждать добра от этакой моды на фоне всеобщего падения не только культуры, но и грамотности.
4.05
Уже не один год (!) продолжаются в отечестве пустые разговоры о том, как следует преподавать в школе литературу. Разглагольствуют с реверансами в адрес ученика, каким образом его, бедного, заинтересовать чтением. Толкуют о том, что нынче, мол, другие времена и даже что, если ребёнок не хочет читать, – то это его право…