— Но ведь это целое дело! Зибе со своим костюмом далеко позади. Если запатентовать и предложить, всем окажется нужно. И пионерным частям в первую очередь. Наведение мостов, понтонов, расчистка дна. В каждую роту, на каждый корабль. Уму не постижимо. Срочно делать!
Мы перебрали все мастерские, куда можно обратиться. Выбор пал на завод Амстронга и завод Берда.
— Удобнее к Берду. Карл Николаевич мне лично знаком. Делал для нас опытные образцы понтонов. Я беру на себя визит к нему.
— Он немец?
— Шотландец. Чарльз Берд. В мастерских его завода делают все. Если слыхали про первый пароход «Елизавета», то тоже их рук. Я представлю это, как светильник необычной формы. Тем более, крюк для подвеса предусмотрен.
— Стекла в часовой мастерской я думал поискать.
— Это там же сделают. Как иллюминаторы. Толщина какая?
— Три четверти дюйма.
Карл Андреевич не пьянел. А вот меня начало развозить. Провести фокус, как с Петровым не получается. Зато полковник проникся ко мне трогательным доверием. Рассказал, как были сложности со здоровьем супруги, и он даже вышел в отставку подполковником. Но чуть более года назад Великий Князь Николай Павлович лично попросил его вернуться. В чине полковника определили командовать вторым пионерным батальоном возле Динабургской крепости. С обещаниями перевода в Петербург.
Выпили на брудершафт.
С хитрой улыбкой полковник спросил бумагу и карандаш. Через пять минут я стал узнавать силуэт одной из первых подводных лодок. Не удачной, насколько помню.
— Это моя мечта, — заявил Шильдер, — когда-нибудь я построю ее. Это будет прорыв в тактике морских сражений, переворот.
— Не будет, — налил я водки и забрал у него лист, — не обижайся, смотри.
Все мы родом из детства. Не взирая на нелюбовь к воде, я грезил в десять лет подводными лодками и подводным миром. Читал и перечитывал Беляева. Если честно, мало что понимал в тонкостях устройства, но кое-что запомнил. Наверное, любой бывший мальчик вспомнит тоже самое, если постарается.
— Чего велосипед изобретать? Гусиные лапки какие-то, — ткнул я карандашом в движетель. В его модели матросы руками ворочали вал, и плавники двигались поочередно взад-вперед.
— Велосипед? Вы имеете в виду машину Дрезе для бега?
— Да блин.
Я нарисовал велосипед. Потом подробней звездочки с передачей через цепь.
— Как водный велосипед. Здесь лопасти вместо лапок. У тебя как усилие передается? Ручками? Да морячки сдохнут через двадцать минут такой работы.
Я объяснил, почему его проект обречен на неудачу. На обратной стороне нарисовал примерную схему подлодки времен второй мировой. Во весь лист. Перископ рядом нарисовал с треугольными призмами, как его из «Юного техника» запомнил.
— А это что? — чуть дрогнувший палец указал на торпеду, устремившуюся к цели и оставившую за собой бурун.
— Дистанция восемь кабельтовых, — махнул я рюмку, — упреждение один корпус. Первый второй торпедные аппараты — залп. Торпеды вышли. Ждем. Бабах. Андреич, сожги все это, на хрен. Я тебе потом все расскажу.
Но Карл Андреевич так и не отвис. Я взял лист и поднес к свечке. У него хватило мужества не вырвать рисунок, но я уверен, что память его не подведет. Игнат проводил нас по комнатам.
Утром меня терзали две мысли. Первая, что Алена меня убьет. Обещал неделю туда, неделю здесь и неделю обратно. А сам пробуду еще неизвестно сколько. Вторая, что я также плохо управляю собой пьяный, как и раньше. И это меня подводит очень сильно. «Вот, не можешь себя в руках держать, так не пей, — внутренний голос в десятый раз елозил по больному месту, — треплешься, а потом проблемы на ровном месте получаешь». И выпили по пол-литра всего, да под хорошую закуску, да за разговором с умным человеком. И похмелья нет, молодая печень все обезвредила. А осадок есть.
Заглянул Игнат: «Завтрак накрыт. Гость ожидает». По военному вскочил, оделся, причесался. Усы и раньше плохо росли, но уже пробиваются. Надо бриться. Не охота, буду стиль свой создавать.
Карл Андреевич листал газету и курил трубку. Сладковатый дым довольно приятно пах.
— Доброе утро, — уселся я за стол, — прошу прощения за вчерашние сумбурные речи. Какой только бред не придет в пьяную голову. Если был дерзок, так то не со зла, а от излишней восторженности.
— Излишняя восторженность это у меня всю ночь была, — полковник отложил газету, — некоторые пророки употребляли для большей открытости невидимым силам травы и грибы, а Вас нужно угостить хлебным вином.