— О чем задумался? — спросила она.
— Пытался определить, где прятались партизаны, когда следили за немцами.
— Я этим вчера занималась, — призналась Филиппа. — Среди них был мой отец, — добавила она.
Голос ее звучал грустно, и Гленн пожалел, что завел этот разговор, который мог причинить рано осиротевшей девушке только боль.
— Война омерзительная штука. — Он думал обо всех погибших в тот день. — Жестокость порождает жестокость. Лучше всего, если о ней забудут навсегда. — Он перевел взгляд на тоненькую фигурку Филиппы, заметил в ее руках белый сверток и, резко сменив тон, весело спросил: — Что ты принесла?
— Два полотенца и мыло.
— Ты умница! — Гленн наклонился и неловко поцеловал ее в щеку. — Кроме тебя никто и не подумал, что после тоннеля мы будем похожи на чертей, выскочивших из преисподней.
Они направились в сторону ручья, где накануне брали воду. По дороге Филиппа незаметно дотронулась ладонью до горевшей щеки, в которую поцеловал ее Гленн. Под ногами зашуршала трава, и вскоре послышался шум водного потока, родившегося где-то в глубине горы и падавшего вниз по усыпанному камнями песчаному ложу.
— Хорошо бы сейчас искупаться, — мечтательно произнес Гленн. — Только ручей мелковат для купания.
— Искупаться можно, — неожиданно для себя возразила Филиппа и смутилась, вспомнив, что у нее нет купальника.
Но Гленн выжидательно смотрел на нее, и ей пришлось объяснить, что она имела в виду.
— Намыливаешься, а потом ложишься в ручей, быстрая вода чудесно смоет всю грязь вместе с мылом. Надо только держаться за какой-нибудь крупный камень, чтобы не унесло потоком.
— Прекрасная идея! — воодушевился Гленн. — Приступим к поискам подходящего камня. Пошли выше?
Филиппа замялась.
— Ты иди, а я умоюсь здесь. — Она протянула ему полотенце и мыло.
— Мыло одно? — с невинным видом спросил Гленн.
— Одно, — подтвердила Филиппа. — Но можно мыться по очереди, — поспешно добавила она.
— Хорошо, — согласился Гленн, взял у нее полотенце с мылом и пошел вверх по ручью. — Только ты никуда не отходи от ручья, вдруг меня снесет. Придется тебе ловить меня здесь.
Филиппа улыбнулась, удобно устроилась на траве и стала ждать. Думать о разлуке с Гленном очень не хотелось, но тоскливые мысли сами лезли в голову. Вся предыдущая жизнь до встречи с ним казалась ей теперь серой и неинтересной, возвращаться к ней все равно что замуровать себя в душном тоннеле. Впервые испытав волнение плоти при виде мужчины, она не знала, как без этого жить дальше, когда его не будет рядом. В душе ее зазвучали тихие перекликающиеся голоса, воскрешая трепетные желания давно забытых поколений, вновь и вновь нежданно-негаданно оживающие под всесильным дыханием первозданной жизни. Обхватив руками колени, Филиппа уткнулась в них лицом, но от брюк пахло пылью из тоннеля. Вспомнились оскаленные высохшие лица мертвецов, невольных охранников сокровищ…
Она содрогнулась и резко подняла голову, чтобы увидеть, как Гленн спускается вдоль ручья к ней. В жемчужно-сером свете, льющемся с небес, он показался ей похожим на ангела, если только ангелы когда-нибудь носили черные брюки и клетчатые рубашки с расстегнутым воротом. После мытья его волосы обрели свой естественный цвет выгоревшей соломы, лицо разрумянилось от холодной воды, голубые глаза сияли.
— Спасибо, что научила. У меня такое чувство, будто я заново родился, — радостно сообщил ей Гленн. — Теперь твоя очередь, пойдем я покажу тебе удобное место. Кстати, неплохо бы простирнуть твою одежду. За день она быстро высохнет на солнце.
— Но у меня нет другой одежды, — с досадой сказала Филиппа, вспомнив отвратительный запах от брюк.
— Ничего, походишь в моей рубашке, я взял запасную, она тебя укроет до колен, — предложил Гленн. — Пока ты моешься, я успею принести ее сюда и выстирать твой свитер и брюки. Согласна?
Филиппа молча кивнула и пошла за ним к тому месту, которое Гленн выбрал для омовения.
— Будь осторожна, камни у берега скользкие. Может, я помогу тебе? — с лукавой улыбкой спросил Гленн и тут же покраснел под ее строгим взглядом. — Ухожу, ухожу.