Деревня летом, серого цвета, с холодно - голубой речной водой и синим, выцветшим небом. Дождей, в моих воспоминаниях, почему - то не было...
Или вот...
Летний вечер. Я, с двумя молодыми дядьями, плыву в лодке, на рыбалку.
Сумерки. Зеленовато - синяя, хрустальная вода пахнет свежестью и огурцом. Так пахла только большая вода в Ангаре...
Я сижу в лодке, замёрз, хочу есть, но молчу.
Молодые дядья, ловят на удочки крупных, блестяще серебристых харьюзов и складывают их в цинковое ведро. Мне, дрожащему от сумеречной прохлады, дают кусок сырой рыбины и я пытаюсь её есть...
...Потом, мать со смехом любила рассказывать, как она приехала за мной в сентябре, в начале по железной дороге, потом на катере по Ангаре.
А я, встречал её стоя на подмёрзшей дороге, разбивая голой пяткой лёд в дорожной луже. Тогда, мать не могла на меня надеть новые ботинки, привезённые из города.
Потому, помыв мне заскорузлые от пыли и коровьего помёта ноги, немытые всё лето, мазала их сметаной, в надежде, что кожа размягчаться.
Боль от ботинок, натёрших мне тогда кровяные мозоли, я запомнил...
И запомнил ещё чуть ли не постоянное ощущение холода, на обратном пути в город, по речной водной дороге...
...В начале зимы, я тяжело заболел и лежал несколько недель не двигаясь. Острая боль в суставах не давала мне пошевелиться. Мать кормила меня манной кашей с ложечки. Наверное это были последствия моей полудикой жизни в деревне...
Потом, она увезла меня в больницу, и оставила там одного, в палате с взрослыми женщинами.
... Помню песню, постоянно транслируемую через репродуктор, в больничной палате: "Ой Подгорна, ты Подгорна, широкая улица...".
Всех слов я не помню, но позже, уже будучи взрослым, как только я слышал эту песню, на душе почему - то становилось очень грустно.
Наверное, тогда, в детстве, лёжа в кровати целыми днями, я очень скучал...
Помню большое разочарование, когда одна старушка, пообещала мне живого кролика и я мечтал об этом днями и ночами. Но позже старушка выписалась и уехала и мои мечты не сбылись...
Оставшуюся часть зимы я так и пролежал в больнице. Время проведённое там тянулось нестерпимо медленно...
Потом, почти до седьмого класса, с утра, в сырую погоду, пока не разбегаюсь ходил прихрамывая, как на протезах...
Но возвратимся во второй класс школы...
Я уже рассказывал, что научился плавать и нырять в шесть лет и проводил всё летнее время на речке.
Тогда, у меня появился взрослый друг из седьмого класса, а у него была деревянная, вёсельная лодка. Мы, вытащив её на берег осмолили чёрным варом, который ещё можно было жевать как резинку...
Спустив "судно" на воду, примкнули его на цепь и на замок, к старому, тяжелому якорю, ржавеющему на берегу.
В один из прекрасных солнечных дней, проснувшись пораньше, мы встретились около дома, подле деревянных сараев (мой "взрослый" друг, жил в соседнем доме) уже с бутербродами и поспешили на Ангару, где ждала нас наша лодка...
Запомнилось синее небо, золотой диск плоского солнца, плеск воды набегающей на галечный берег...
Погрузившись, мы оттолкнулись веслом и выйдя из заводи, принялись грести изо всех сил против течения, резонно рассудив, что лучше первую половину дня поупираться, зато потом, к дому плыть по течению...
Разгулялся яркий солнечный день и блестящая поверхность прохладной, чистой, тёмно - синей воды, отражала тёплые лучи, струилась серебром, напоминая, как казалось, дорогу к вечности.
Уже тогда, в моей голове зарождались мысли о несоразмерности мира природы, краткому мигу существования человека.
Но я был полон счастья свободы и необъятности дня, раскрывающего перед нами великие возможности выбора и эта несоразмерность, была пока только предчувствием...
Берега вдруг перестали для нас существовать. Мы видели текучую воду и зелёновато-цветистые, душистые острова, в начале впереди медленно приближающиеся, равняющиеся с нами и медленно уплывающие за спины.
Эти острова, казались мне частицей неведомого мира, открывающего перед нами загадку вечности и необъятности Вселенной...
Мой старший друг, однажды, вглядываясь в вечернее темное небо, объяснил мне что такое звёзды, а я, как прилежный ученик, запомнил несколько названий: Марс, Венера, Юпитер...
Ещё я узнал созвездия: Большую и Малую Медведицы, Кассиопею...
Всё это вошло в мою жизнь с той поры, и острова проплывающие мимо, были тогда для меня, малой частью необъятного Космоса...
... Солнце поднялось в зенит, мы изрядно устали и решили передохнуть. Причалили к очередному острову и затащив лодку повыше, на галечный берег, устроили пикник, среди зарослей зелёной травы и жёлто - голубых цветов, в прохладе летнего синего дня. Всё немного напоминало высадку на необитаемые острова в океане, потому что берегов реки, я так и не помню...
Назад возвратились довольные, чуть усталые, умиротворённые... Могучая река сама доставила нас к знакомой бухточке...
Это был один из самых счастливых дней моей жизни...
...Зима. Третий класс. Мы с другом, Юркой Галиновым катаемся на лыжах в окрестных лесах. Постепенно уходим всё дальше и дальше в тайгу, в места, где ни разу не бывали... Синее, холодное небо, золотое солнце, пушистый, искристо-белый снег, синеватые тени под соснами. Множество следов и не одного человеческого.
Радость первооткрывателей переполняет нас. Тогда, я в первый раз понял, как важно с кем-нибудь поделиться таким счастьем!
Это воспоминание осталось со мной по сию пору, как видение зимнего, земного Рая...
Не оно ли определило, в будущем, мою страсть к неизведанным, волшебным местам. Эти видения поддерживают меня и сегодня, в трудные минуты, уже далеко от родимой России...
Чуть раньше этой зимы, покосная пора, летом. Мы с Геной, старшим братом, едем на велосипеде в лес. Он крутит педали, "под рамкой", то есть просунув правую ногу под раму - ростом слишком мал для "взрослика".
Я - на раме. Сижу сжавшись в комочек, стараясь не мешать ему рулить. Ехать неудобно, но лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
На покосе, отец сделал балаган, для дневного отдыха, а может и для ночёвки. Это берёзовые, густые лиственные ветки, уложенные на каркас из слег, связанных между собой в сочленениях верёвкой. Внутри балагана, мягкий слой свежего, ароматного сена. Вечером, на закате, приходит, быстрый на ногу, устало вздыхающий отец.
Он достает из заплечного мешка продукты, и показывает нам сметану, на поверхности которой плавают куски масла. Сметана от быстрой ходьбы взбилась в масло...
Уснули на закате и проснулись прохладным солнечным утром. Отец поднялся на рассвете и уже выкосил половину большой поляны. Мы, граблями ворошили подсохшую траву, сгребали её в копны...
Запомнилась жара, комары и мухи, холодное до ломоты в зубах молоко из стеклянной банки, стоящей в неглубоком ключе...
И всё-таки, для нас это была не работа, а развлечение. Поэтому и запомнилось, как нечто приятное...
... Детские годы по воспоминаниям были очень длинными. От одного Нового года до другого, время тянулось. Лето было вместительным, а зима почти бесконечной...
Я рос...
... Всплывают в памяти забавные, с точки зрения уже взрослого, подробности покосов. То это трактор, везущий по непроходимой для грузовиков, лесной дороге, бревенчатые сани с брошенными по верху досками, на которых сидит больше десятка случайных пассажиров-лесовиков: покосников - как мы; лесорубов из таёжного леспромхоза, колхозников из лесных деревень...
Грязные лужи так глубоки, что приходится задирать ноги вровень с настилом, проезжая по ним и над ними...