Прежде чем идти дальше, мы должны отметить, что авторитет и герменевтика — это наиболее важные богословские вопросы, с которыми приходится иметь дело любой церкви. Ведь от того, каких воззрений на авторитет придерживаются верующие и какие предпосылки лежат в основании этих воззрений, зависят все прочие их выводы.
Вопрос авторитета занимал центральное место в адвентизме на всех этапах его развития, и таковым он останется до самого конца. Если дьявол восторжествует в вопросе авторитета, он выиграет и весь матч. Поэтому позиция адвентизма по авторитету и принципам библейской интерпретации будет играть определяющую для его будущего роль.
Однако, сколь бы ни была значима эта тема, нельзя позволять, чтобы она подталкивала адвентизм к нереалистичным или небиблейским крайностям в любом направлении, как это было в случае с фундаментализмом (и адвентизмом) в 1920–х годах. Уроки истории могут оказаться здесь очень даже полезными.
Позиция адвентистской Церкви, обозначенная в 1883 году, а также взгляд Елены Уайт на инспирацию представляют собой традиционную умеренную точку зрения. Она занимает промежуточное, срединное положение, хотя в адвентистской среде всегда были приверженцы крайних воззрений на непогрешимость и вербализм, такие как С. Н. Хаскелл, А. Т. Джоунс и У. У. Прескотт на раннем этапе своей деятельности. Поляризация, имевшая место в протестантском мире в 1920–х годах, определенно сдвинула адвентизм в сторону фундаменталистской крайности в вопросе об инспирации.
Несмотря на резолюцию Генеральной Конференции от 1883 года и на труды Елены Уайт, отражающие ее умеренную позицию по инспирации, адвентизм, вступая в двадцать первый век, по–прежнему имеет в своей среде немало приверженцев крайних взглядов. Один конец спектра занимают те, кто ставит разум выше откровения и тем самым принимает ключевой посыл религиозного либерализма. Хотя никаких книг об инспирации этот сектор адвентизма не произвел, данная методология так или иначе проявляет себя в работах некоторых адвентистских богословов. К примеру, есть в адвентистских кругах люди, которые, подобно либералам 1920–х годов, отвергают заместительную жертву Христа как примитивную концепцию. Как либералы считали, что разумнее видеть в жертве Иисуса на кресте прежде всего добрый пример и нравственное влияние, которое должно вдохновлять всех людей на своего рода самопожертвование, так и некоторые адвентисты разрабатывают схожую концепцию креста. Но к подобному заключению можно прийти не иначе как через отвержение ясного библейского учения о заместительной смерти Христа ради менее спорного, «более рационального», более приемлемого для человеческого ума объяснения. Заместительная жертва всегда вызывала неприятие у тех, кто ставит разум выше откровения. С этой проблемой довелось столкнуться и апостолу Павлу уже в первом веке нашей эры. Однако центральное место в этих спорах занимает не вопрос о заместительной жертве, а скрывающийся за ним вопрос авторитета: что служит первичным источником в формировании вероучения — разум или откровение?
На другом конце спектра пребывают те адвентисты, которые продвигают крайние взгляды на инспирацию, присущие фундаменталистам 1920–х годов. В одной из вышедших недавно книг, к примеру, утверждается, что