Между тем необходимо отметить, что спасение и инспирация, рассмотренные нами в этой главе, это далеко не единственные значимые вопросы, по которым в наше время идет внутрицерковный диалог. Среди прочего адвентистские богословы активно обсуждают роль и значение библейского «остатка», учение о Церкви, или экклесиологию, смысл, заложенный в библейском повествовании о творении и потопе, а также сущность Апокалипсиса. Что касается последнего вопроса, заключительные два десятилетия двадцатого века были отмечены появлением в адвентистском сообществе людей, которые отошли от толкования Книги Даниила и Откровения, свойственного для историзма и занимавшего центральное место в адвентизме со времен его основания, и сместились в сторону интерпретации, которая более согласуется с футуристским и даже претеристским пониманием пророчеств. Любые серьезные изменения в адвентистском пророческом толковании повлекли бы за собой перемены в самом адвентизме как таковом, поскольку адвентизм седьмого дня сформировался как движение, воспринимающее пророчества в свете историзма, особенно отрывок, начинающийся с Откр. 11:19 и заканчивающийся последним стихом 14–й главы Книги Откровение.
Помимо вышеизложенного, современный адвентизм претерпел и другие перемены. Как ни странно, 1990–е годы стали свидетелями возрождения антитринитарианства и полуарианства на том основании, что такова была вера большинства первых адвентистов. Подобный посыл кажется, по крайней мере, странным для Церкви, основанной в противостоянии с традицией как богословским авторитетом. Впрочем, столь резкий поворот в отношении к авторитету не был единственным в адвентистской истории. В любом случае возвращение к этому вопросу зиждется скорее на средневековой логике, чем на логике реставрационистского адвентизма девятнадцатого века.
Еще одно «уточнение» в адвентистском богословии в 1980–х и 1990–х годах можно рассматривать и как несколько иной способ выражения прежней идеи, и как некий сдвиг в вероучении. Оно связано со следственным судом, предшествующим возвращению Христа. Раньше адвентисты представляли этот суд в более строгих тонах, говоря о том, что Бог отвергает тех людей, кто оказался неверен. В последнее же время принято делать акцент на том, что Бог за людей, что Он на их стороне и хочет привести в Свое царство как можно большее их число. В этой новой перспективе Судья предстает в том виде, в каком Его рисует Библия: Он на стороне грешников, а суд совершается, чтобы показать им, что они могут быть уверены в спасении и будут счастливы на небесах. Святые последних дней могут чувствовать себя уверенно и безопасно пред лицом суда, когда Христос исповедует их имена пред Отцом и ангельским воинством» (Our High Priest, 121, 207). В результате многие адвентисты в 1990–х годах обрели большую уверенность и стали меньше бояться следственного суда.
Еще одна тема, которая постоянно звучит во внутрицерковном богословском диалоге, это последнее время, которое никак не хочет кончаться. Проблема в том, что адвентизм старается поддерживать в своих приверженцах огонь веры в близость пришествия. Как не дать угаснуть этому огню, несмотря на затянувшееся ожидание, вот вопрос, которого Церкви никак не избежать. Одни обвиняют в этой задержке саму Церковь. Если бы адвентизм, говорят они, принял весть Джоунса и Ваггонера или если бы члены Церкви явили то совершенство, которого ожидает от них Бог, то конец бы уже наступил. Другие «подогревают» свою веру, сосредоточенно высматривая так называемые «знамения времени». Время от времени они таким вот образом поднимают себе уровень эсхатологического адреналина, который очень скоро снова идет на спад. Третьи пытаются решить эту проблему, поступая по завету Иисуса: «Употребляйте [серебро] в оборот, пока Я приду». Рассматривая Мф. 25:31—46 (притчу о последнем суде) в контексте 24–й и 25–й глав Евангелия от Матфея, они все больше сосредотачиваются на социальной этике и стоящей перед Церковью задаче — заботиться о бедных и страждущих в ожидании возвращения Господа. Решения предлагаются разные, но проблема для адвентистов начала двадцать первого века остается прежней. Впрочем, перед основателями Церкви стояла та же самая проблема — как оставаться адвентистами в вере и в жизни, пока Церковь пребывает в ожидании Второго пришествия Христа.
Глава 8
Что всё это значит?
Эта книга содержит краткую историю адвентистского богословия, которая представлена как поступательный поиск идентичности. В этом поиске адвентизм седьмого дня прошел через четыре вполне определенные эпохи, каждая из которых характеризуется своими кризисами и вопросами. Кризис 1844 года заставил разочаровавшихся адвентистов ответить на вопрос: «Что есть адвентистского в адвентизме?». Конфликт, разгоревшийся в 1888 году, заставил их взяться за решение проблемы: «Что есть христианского в адвентизме?», а вызов, брошенный либерализмом, побудил их определиться с тем, что значит быть фундаменталистом в адвентизме. Тенденции, проявившие себя в Церкви в 1950–х годах, привели к тому, что различные группы внутри адвентистской Церкви стали задавать все эти вопросы одновременно. Их ответы обусловили возникновение в Церкви богословской напряженности во второй половине двадцатого века.