Андрей Ефимович Зарин
В поисках убийцы
I СТРАШНЫЕ НАХОДКИ
Было раннее морозное утро, когда Тишка, с крючком на руке и мешком под мышкой, прошел по Зелениной улице, что на Петербургской стороне, юркнул в ворота дома купца Пузикова, деловым шагом прошел первый двор, на котором два младших дворника готовились таскать дрова по квартирам, и в самом конце двора нырнул за каменный флигель, где очутился подле выгребной ямы, зловонные испарения которой сковал мороз.
Тишка, мальчуган лет двенадцати, в стоптанных валенках с огромных мужицких ног, в рваном вонючем полушубке, в теплой шапке, повязанной каким-то тряпьем — не то остатками башлыка, не то серой штаниной, с деловым видом шмыгнул носом, бросил на пол мешок, поднял крышку ямы, для чего-то крепко, по-извозчичьи выругавшись, и влез в нее.
С деловым видом Тишка запустил свой крючок в мусор и стал разворачивать и разбирать его с видом знатока. Вот пузырек от одеколона, банка от мази, да еще фарфоровая, сбитый башмак, жестянка, кости, тряпки. Тишка извлекал из общего мусора и выбрасывал их в мешок, лежавший подле ямы.
Куча росла. Летом работа шла бы более быстро, потому что тогда каждая вещь сама по себе — бери только. Теперь же самые разнородные предметы холод спаял в один комок, и Тишке приходилось разбивать такие комки крючком или разламывать их руками. Но добыча все же оказывалась немалая.
Вдруг его крючок вонзился во что-то мягкое и большое.
Тишка запустил его поглубже, ухватился за палку и стал тянуть, отрывая добычу от примерзшего мусора.
Вот из кучи выдвинулся большой кусок словно бы мерзлого мяса. Тишка напрягся. Еще, еще… Тишка рванул и вдруг, выпустив крючок из рук, с искаженным от ужаса лицом в один миг вылетел из ямы, но вместе с тем не мог отвести взор от страшного предмета, извлеченного им из мусора.
То, что он вытащил теперь, совершенно выходило из области его практики и привело его в ужас.
Поверх ямы с вонзенным в мясо крючком тряпичника лежала согнутая в колене человеческая нога — одна нога. На ней был белый нитяный чулок, перевязанный красной тесемкой под коленом, а с другой стороны — рваное мясо и кусок расщепленной кости.
Тишка вдруг завизжал и, оставив мешок и кучу собранного им мусора, бросился во двор, где работали дворники.
В его визге было что-то такое, что дворник Дмитрий, с полным равнодушием слушавший вопли избиваемого под воротами участка лихого мазурика, отодвинулся от вязанки дров, которую собирался взвалить на спину, и двинулся к вопившему Тишке.
— Чего ты? — спросил он, когда тряпичник ткнулся ему в ноги.
— Там… там… и — и-и-о-ой! — провизжал Тишка.
— Что там? Где? Ишь, непутевый! — с недоумением проговорил Дмитрий.
— Чего он? — выбежав из дверей черной лестницы, спросил его другой дворник.
— А шут его знает! Надо быть, напугался чего, — ответил Дмитрий, — ишь ведь…
Тишка при виде обоих дворников начал успокаиваться.
— Там ворошил, — кивая головой в сторону выгребной ямы, сказал он голосом, полным ужаса, — и вдруг… нога…
— Нога? — воскликнул прибежавший дворник и весело загоготал: — Сама собой? Го-го-го!
— Ишь, что почудилось! — сказал Дмитрий. — Ну, ну, пойдем! Где нога?
Оба дворника двинулись к выгребной яме, а Тишка поплелся за ними.
На дворе показалась горничная в байковом платке.
— Анфиса Алексеевна, — закричал веселый дворник. — Пожалте ногу смотреть!
— Какую там ногу? — весело выкрикнула горничная.
— Самую заправдашную, вроде привиденья, — ответил дворник.
— А ну вас! — отозвалась горничная, однако поправила пококетливее платок на голове и двинулась за дворниками.
Они зашли за флигель, подошли к выгребной яме и отпрянули от нее все трое, а Тишка в отдалении защелкал зубами. Горничная огласила двор пронзительным криком, веселый дворник словно онемел, а Дмитрий взмахнул руками и глухо произнес: "Вот те как! Нога! И впрямь нога!" Но через мгновение он очнулся, быстро схватил Тишку за шиворот и деловито сказал веселому дворнику:
— Беги сейчас, зови старшого, а я тут побуду. А ты никуда! — обратился он к Тишке. — Потому ты нашел, тебе и отвечать.
Дворник бегом пустился за старшим, горничная продолжала визжать, Тишка ревел во весь голос, а Дмитрий задумчиво глядел на отрубленную ногу в нитяном чулке с вонзенным в нее крючком тряпичника.
Почти в то же время и почти то же самое произошло и на дворе в доме под № 68 на богатой Сергиевской улице. Только в куче мусора оказалась не нога, а рука, и нашел ее не глупый Тишка, а смышленый парень Григорий Силантьев.
Увидев такую находку, он поспешно положил в свой мешок все добытое им из ямы, перекинул мешок через плечо, неторопливо прошел через двор, вышел из ворот и уже тогда задал тягу. Рука, отрезанная по самое плечо, с судорожно сжатыми пальцами, промерзлая, лежала поверх мусора в яме.
Великолепный дог генерала Чупрынина совершал свою утреннюю прогулку. Обнюхав и исследовав все углы и тумбы переднего двора, он забежал на задний, заглянул там в выгребную яму, прельстился недвижно лежащей рукой и, ухватив ее в свою громадную пасть, степенной рысцой побежал со двора на лестницу, в кухню, в расчете позавтракать мясным блюдом.
Генерал Чупрынин вставал рано. Денщик обычно растирал его ледяной водой, после чего генерал умывался, садился в кабинете к круглому преддиванному столу и за стаканом крепкого кофе читал "Новое время".
В это утро Чупрынин выпил уже с полстакана кофе, прочел телеграммы и только что приготовился к высокому наслаждению, которое он всегда испытывал от чтения статей Меншикова, как вдруг из кухни раздался такой невероятный визг, что генерал отбросил газету и вскочил с кресла.
— Безобразие! — пробормотал он и нажал кнопку звонка.
Денщик очутился в кабинете раньше, чем раздался звонок.
— Ты опять там, каналия?… — начал генерал, но, увидав растерянное лицо денщика, переменил тон и спросил: — Что такое?
— Так что, ваше превосходительство, Милорд руку ест, — пробормотал денщик.
Из кухни раздавались истеричные вопли. Генерал встрепенулся.
— Взбесился, что ли, и грызет?
— Так что, ваше превосходительство, со двора принес и ест.
— Что? — остолбенел генерал. — Со двора руку?
— Так точно-с! — дрожа подтвердил денщик.
— Что за черт! — выругался генерал.
— Серж, что там такое? Какой-то ужас! — проговорила генеральша, выглядывая из спальни.
— Глупость какая-то! — ответил генерал, быстро шагая к кухне, откуда неслись плач и вопли.
Горничная визжала в истерике, толстая кухарка хлопала себя по бедрам и не своим голосом кричала:
— Отдай! Отдай, отдай!
Из-под стола слышалось сердитое рычанье огромного дога.
Генерал крикнул на безумно вопивших "Молчать!" — что, однако, не возымело никакого действия, и нагнулся, чтобы заглянуть под стол.
Дог зарычал еще грознее.
Генерал невольно отпрянул. Под передними лапами собаки лежала человеческая рука, отрезанная по самое плечо. Дог успел вырвать из нее кусок мяса.
Через мгновенье генерал очнулся.
— Дай кочергу! — скомандовал он денщику. — Бери щетку! Отнимай у него! Милорд, иси, брось! Я тебе!..
Голос Чупрынина гремел, как труба; горничная визжала; кухарка бессмысленно вопила: "Отдай, отдай!"; генерал стучал кочергой, денщик — щеткой; собака рычала.
Генеральша не выдержала, и из ее спальни послышались крики:
— Мадемуазель!.. Спрячьте детей! Серж! О Боже!..
Собака с окровавленной мордой была выгнана на лестницу: денщик вытащил щеткой руку на середину кухни, и генерал с нахмуренным лицом созерцал и обонял ее, так как она успела уже оттаять и потемнеть.
Женщины пришли в себя и робко прижались к углу кухни, всхлипывая от волнения.
— Зови старшего дворника! — крикнул генерал денщику. — Это — правая рука какой-то женщины, несомненно убитой, — заключил он. — Руки не трогать с места! — сказал он горничной и кухарке, теперь онемевшим от ужаса, и пошел из кухни успокаивать свою супругу.