Конрад заложил книгу старой открыткой и отложил ее в сторону. Затем, не спеша, прошелся по комнате, убрал огарки и зажег новые свечи, заслужив одобрительный взгляд сестры. Фаора, наморщив лоб, обдумывала какую-то очередную комбинацию.
Увы, свечи не слишком-то разгоняли сумрак, но зажигать магический свет Конраду не хотелось. Иногда ему нравилось побыть в мире, простом и устойчивом, где все подчиняется простым и понятным законам, установленным природой. В магии же было слишком много наносного, человеческого.
На разжигание свеч ушло почти полчаса, но Конрад почувствовал, что на душе стало спокойнее.
Леанна уже давно перестала что-то писать в своих листках, и сидела, не сводя глаз с темного окна. Конрад подошел к ней и сел рядом.
- Заскучала?
Леанна повернулась к нему и улыбнулась своей светлой, немного грустной улыбкой.
- Он ведь сегодня уже не приедет, верно? – спросила она.
Конрад только кивнул. Его взгляд упал на листы бумаги, лежащие у ног Леанны. Конрад протянул руку и взял один, тот, что лежал к нему ближе остальных. Листок был полностью исчерчен горизонтальными линиями, сгруппированными по пять. Они кривились, где-то расходясь почти на палец, где-то сближаясь, оставляя при этом едва заметный просвет. Слева на каждой группе строк были нарисованы знакомые нотные знаки, и весь вихляющий нотный стан был вразброс усеян разномастными жуками нот.
- Ты пишешь музыку? – удивился Конрад.
Леанна снова улыбнулась, растерянно и немного виновато.
- Не знаю, можно ли назвать это музыкой. Если попробовать это сыграть, вряд ли получится что-то... гармоничное.
Конрад вернул ей листок, и она сразу спрятала его под стопку чистых.
- Это из-за маэстро?
- Да, - просто ответила она. – Понимаешь, мне в какой-то момент подумалось... Он ушел, и часть музыки как будто ушла вместе с ним. И мне стало... немного страшно.
Конрад слушал, не перебивая. К нему тоже приходили подобные мысли, но он думал их немного по-другому. Возможно, потому, что сам не мог до конца их понять. Но он, как и Леанна, чувствовал, что, когда уходит человек, из мира исчезает нечто большее, чем просто одна душа.
Леанна заправила за ухо волнистую прядь и продолжила:
- В детстве способностей к музыке у меня было не больше, чем у Риссы. Но я все равно любила занятия с маэстро. С ним рядом было интересно. Казалось, что музыка творится вокруг него всегда. Ты знаешь, у нас в замке работала одна девушка, ее звали Миэль. Она помогала садовнику. Маэстро мог смотреть на нее часами. Он говорил, что каждое ее движение – музыка. Не то, чтобы она нравилась ему, как женщина, нет... Просто он видел музыку везде. Теперь его нет. А мир остался. И музыка осталась. Только ее теперь некому увидеть и записать.
- Поэтому ты...
- Я знаю, конечно, знаю, что у меня так не получится. Но это, - она кивнула на исписанные листы, - немного утешает.
«Так вот оно что, - подумал Конрад. – Вот, что она пыталась сделать. Сберечь музыку. И таким образом, возможно, хоть ненадолго удержать в этом мире душу маэстро».
Конрад вспомнил вечер несколько дней назад. Было уже поздно, и все разошлись по комнатам, но он не смог оставаться взаперти. Сам не зная, почему, он задыхался. И поэтому он ненадолго вышел в сад. Ночью мир казался хрупким и ломким, и это почему-то немного успокаивало. Он сам не знал, сколько простоял там, не сводя глаз с искрящегося под звездами снега, и вернулся в дом, лишь ощутив, что дрожит от холода.
На полпути к своей комнате он впервые услышал это. Где-то в глубине дома, спотыкаясь и хромая, звучал клавесин.
Найти ту комнату не составило труда. А когда Конрад осторожно, стараясь остаться незаметным, приоткрыл дверь, то увидел Леанну. Она его не заметила. Девушка отчаянно сражалась с инструментом, но выходило довольно плохо. Леанна вздыхала, хмурилась, украдкой шмыгала носом, но не сдавалась. Конрад тогда так и не вошел. Ему это почему-то показалось постыдным. Минут десять простояв в дверях, он, наконец, вернулся в свою комнату. Ломаная мелодия еще долго играла у него в голове, но, в конце концов, звуки клавесина остались за чертой ночи. Наутро Конрад сделал вид, будто никогда их не слышал.