Выбрать главу

Энели, все так же кутаясь в шаль, сидела на корточках у очага и пыталась развести камин. Увы, безуспешно. Конрад снял плащ, набросил его на диванчик у окна, и сел рядом с девушкой, прямо на пол.

- Не выходит, - посетовала Энели.

В ответ Конрад мягко отнял у нее лучину и принялся сам разводить огонь. Вскоре в очаге занялись яркие языки пламени.

- Все-таки я должна выйти за тебя замуж, - сказала Энели. – Иначе, если я останусь жить одна, мне придется умереть от холода первой же зимой.

Конрад рассмеялся в ответ, стараясь слишком не шуметь, а затем спросил:

- Твоей матери здесь нет?

- Ее вызвали в другой конец города. У кого-то лихорадка. Она так и предполагала, что придется остаться там на ночь.

- В этот раз ты с ней не поехала.

- Решила остаться, присмотреть за домом. Все равно от меня не будет проку, стану только мешать.

- Не всем детям дано перенять таланты их родителей, - миролюбиво отметил Конрад.

- Угу.

Мать Энели давно и успешно работала с травами: смешивала лекарства, готовила настойки. Все ее рецепты были ее собственными. Даже если ей приходилось перенимать чьи-то знания, она всегда добавляла к ним что-то свое, меняя рецепты и методы до неузнаваемости. Но каким-то чудом они всегда оказывались все лучше и лучше. Интуиция, с которой она подбирала сочетания трав, была почти сверхъестественной. Это был подлинный талант. И этот талант ценили: люди дорожили маленькой подслеповатой, улыбчивой старушкой, и всегда приглашали ее, если в ней была нужда. Но Энели, поздний ребенок, единственная дочь, не унаследовала ни таланта матери, ни хоть каких-нибудь способностей к врачеванию. Девушку это всегда очень расстраивало, но попытки чему-то научиться успехом так и не увенчались. Что ей более-менее давалось, так это шитье. Но на шитье немного заработаешь.

Впрочем, для Энели это вряд ли было бы проблемой. В город они с матерью переехали всего два или три года назад, но жили по-прежнему просто и скромно, как привыкли в деревне. Дом, великоватый для двоих, был обставлен без излишеств и казался немного пустым. Мебель – диван, пара жестких деревянных кресел, стол, стулья – были простыми, но добротными, и, похоже, сделаны чьими-то руками. Шкафов не было, вместо них часть стен покрывали полки. Место на них было занято. Книг было совсем немного, пара-тройка старых пыльных томов, а вот банок с непонятным растительным содержимым было намного больше. На стенах – ни обоев, ни драпировок, только краска в светлых тонах. Каждую весну Энели с матерью перекрашивали стены в новый цвет. Но окнах висели ситцевые занавески в цветочек. На полу лежал вязаный коврик из разноцветной шерсти. В закутке в глубине комнаты на высоте человеческого роста было натянуто множество веревок, с которых свисали ароматные подсушенные связи разнообразных трав. Сейчас пары пучков недоставало – похоже, хозяйка прихватила их с собой, собираясь к больному.

- Я думала, ты сейчас в том поместье за городом, - наконец, сказала Энели.

- Мы вернулись чуть больше часа назад.

- И ты сразу поехал ко мне? Вот так, среди ночи? – Конрад промолчал, и она продолжила: - Ты ведь всегда был против... Эээ... До свадьбы.

- Боги, Энели, о чем ты думаешь? – рассмеялся он.

- Ну, по крайней мере, я снова вижу твою улыбку.

Конрад наклонился к Энели и поцеловал ее – долго, нежно. Когда он отстранился, она не сразу открыла глаза. Но все закончилось поцелуем. Она подавила вздох и сказала:

- Я не сразу заметила, но с тобой сегодня словно что-то не так. Похоже, что-то произошло. Расскажешь?

Прекрасные фиалковые глаза смотрели встревоженно. На какое-то мгновение Конраду неудержимо захотелось поддаться искушению. Одни боги знали, как сильно ему нужно было выговориться, произнести вслух все, что беспокоило и растравляло душу. И все же ему не хотелось увидеть страх в ее глазах. Он понял, что не может сказать. Не сейчас. Возможно, позже, когда уже нельзя будет ничего скрыть.

Однако он не успел ни сказать что-то, ни возразить. Энели решительно выставила перед ним ладошку и сказала:

- Нет. Не надо. Не хочу слышать. Давай сегодня оставим все твои тревоги за порогом. Проведем этот вечер так, словно весь остальной мир не существует.