Скарлетт: Я видела в героях прежде всего конфликт и драму - ну, кто что ищет, как говорится, тот его и находит. Герои в «Круге» - клубок разных конфликтов, и автор не боится их сталкивать. Они живут, они страдают, они любят и, увы, они умирают. Круг замыкается - и начинается вновь. Жизнь, она такая.
Насчёт странного поведения, которое упомянула Джейн. Действительно, когда действие вступает в финальную фазу, нам показывают кульминацию, очень яркую, прямо-таки огненную. Конфликты трепещут, а некоторые клубки драмы разрываются и разрубаются... Вот после этого действительно не хватает финального аккорда. Автор показывает внешнюю оболочку перемен (то есть, они логичны, если следовать раскрываемой автором тематике), но без внутренней, мотивационной - и оставляет читателя в недоумении: «Что? Как, они вместе? Как, они ушли? Куда? Что вообще происходит?» Увы, тот случай, когда до кульминации автор довёл, с успехом и шиком её провернул - и выдохся. На развязку, такую же ударную, сил уже не хватило.
Мир
Джейн: Мир на конфликте трех культур - городской, с весьма ортодоксальным культом, и более вольных и древних культур Леса и Степи. Конфликт этот заложен задолго до событий книги, но в романе он заметен и остёр.
Различия во взгляде на магию, религию, да и жизненный уклад в целом препятствуют нормальным отношениям между представителями разных культур. Тем более, что религиозные «городские» по старой доброй традиции считают лесняков и степняков варварами и недалёким еретиками, говорить с которыми надо силой оружия.
Тем не менее, находятся люди, которые готовы знакомиться с новым, узнавать, чем живут и дышат соседи по миру.
Жизненная энергия мира - тепло. Магия «работает» на тепле как на топливе, забирая его из мира, из сердец магов. Потребности городских в импровизированном «топливе» высоки, и все растут. Так почему бы не одолжить у соседей?
Идея магии, заложенная автором в мир хороша во всех отношениях - логична, с легким философским уклоном, самобытна и оригинальна. И красива. Ритуальные действия, творение магии описаны и поданы совершенно дивно.
Тепло авторского мира ощутимо греет читателя.
Отдельно хочу отметить Лес. Большая часть повествования происходит на его территории, и Лес сам участвует в действии романа как полноценный герой. Древний, полный сил и жизни, Лес производит огромное впечатление.
Скарлетт: Мне даже нечего добавить, кроме как ещё раз восхититься стройной социальной системой, которая показана в романе. Редко бывает, что и социум, и культура автору одинаково хорошо удаются. Чувствуется кропотливая работа с мат.частью.
А тепло магии здесь действительно греет.
И ещё хочется отметить очень ненавязчивую, гармонично вплетённую в конфликт подачу этой самой магии. То есть на читателя не вываливают лекцией, что дескать, магия есть такая, магия есть сякая, а вон там за перевалом и вообще... Читатель узнаёт обо всем постепенно и в самом деле пропускает через себя. Это, мне кажется, и есть писательское мастерство - просто о сложном.
Язык
Джейн: Клавиатурой пером автор владеет, это факт.
Грамотное красивое повествование, которое ведет читателя за собой, дальше и дальше в глубины сюжетных перипетий. Читается, что называется, влет.
Повествование от лица разных героев разнится, манера изложения для каждого из основной троицы своя.
Особенно прекрасны описания леса и лесной магии. Подано настолько мощно, что читатель словно ощущает запахи лесного чародейства, не покидая уютного диванчика, оказывается в лесной чаще.
Скарлетт: Это был эстетический экстаз. Автор не просто владеет словом, автор им классно владеет! Свежие метафоры, гармония и красота с полным погружением не просто в другой мир, а в красивый другой мир, полный новых образов и идей. Это было круто!
Оцените сами.
«...Сквозь ивовые ветви проглядывала луна, обглоданная с правого края. Сероватые рытвины темнели на её лице, изрезанном тонкими контурами листьев. Ветер раскачивал лозы с оглушительным шелестом, спускался по извивам коры, холодил кожу. Немели пальцы ног, губы постреливало иголками. Каждый шорох, каждый отблеск луны впечатывался в память до боли. Отрывисто ухнула сова и будто поперхнулась собственным криком. Плеснула река, скрипнули сучья.
Темнота сочилась едва слышным напевом свирели: она плакала мамину колыбельную.