Из других краев грядет новая вера, отрицающая их магию, призывающая перекроить существующий порядок. И Сумеречники, закаленные в битвах с жуткими тварями, перед этой силой отступают, теряя город за городом, страну за страной.
Магия выглядит достаточно привычно - у каждого свои особые способности. Кто владеет огнем, кто телекинезом, кто полиморфией, кто телепатией. В основном обладают способностями такого толка аристократы, но и среди простолюдинов случаются одаренные.
В концепции мироздания использованы элементы скандинавской космогонии. Но здесь они, скорее, как дополнения, внесённые для укрепления основной теории.
Тема Севера в романе разворачивается нестерпимо ярким полярным сиянием. Тут и полное лишений путешествие к ледяному лабиринту, и шаманы с замечательно необычным взглядом на жизнь, и таинственные, прекрасные в своей простоте ритуалы, и притаившиеся среди снегов опасности. Все это описано с огромным старанием и любовью.
Лучше всего описывает текущую ситуацию в мире романа вот какое словосочетание - «начало конца». Крушение текущего миропорядка настолько близко, что его можно пощупать рукой. Но далеко не всем хватает мужества признать, что грядущие перемены - реальны. И уж совсем никому не верится, что его эпоха умирает прямо сейчас, а он ни-че-го поделать не может. Старая максима про жизнь в эпоху перемен работает тут просто на ура.
Богоискательство тонкой красной нитью проходит через весь роман. Искренняя вера и сомнения, старые и новые боги, конфликт религий, мертвые боги, что не желают снова взваливать на себя неподъемную ношу, но при этом нуждаются в приверженцах. Ради высших целей герои добровольно проходят через лишения, страдания, но какими бы благородными и важными эти цели не были, все равно они игрушки в руках высших сил.
Атмосфера у романа на высоте. Общее ощущение грядущего конца, от которого аж внутри что-то скукоживается, мрачноватые, завораживающие красоты северных краев, народ нелюдей под холмами, демоны - все это собирается в узор, где выкрашенные в сдержанные цвета нити отдают можжевеловым дымом.
Скарлетт: Здесь я к восторгам Джейн присоединюсь. Мир выписан от и до. В нём тоже есть карикатурность: вообще все рыцари в первом романе сволочи. Но это вписывается в атмосферу. А уж как хорошо у автора вышел Север и последующая встреча с богом! Сразу видно: любимая тема, и автору хотелось поделиться ею с читателем. Получилось на славу.
Язык
Джейн: Очень образный. Автор уделяет много внимания чувствам героев, но еще больше - мистическо-эзотерическому мироощущению персонажей. Получается очень атмосферно и психологично. Рефлексия героев хорошо выписана.
Не сказать, что читается прям влет, но достаточно быстро. А еще увлекательно. Я всю трилогию осилила за неделю на режиме “книжный пылесос”.
Скарлетт: А я - нет. И не восхищена языком. Он действительно образный, когда дело доходит до описания богов и ритуалов. Но в «обычном режиме» это просто инструмент, которым автор работает. Хорошо, грамотно, но без изысков.
Как всегда короткий отрывок для ознакомления.
«Хозяин «Золотого гусака» оказался не таким уж плохим: выделил просторную и светлую комнату с камином. Мальчик-слуга запалил огонь, чтобы выдворить сырость. Лайсве доела собранный на скорую руку ужин - квашеную капусту с остывшей жареной корюшкой.
Уютный треск пламени убаюкивал. Лайсве поскорей забралась в постель. Хотя это были не покои во дворце туатов, а скромный постоялый двор с узкими деревянными кроватями без спинок, свалявшимися перинами и не такими уж тёплыми одеялами, но спалось здесь намного спокойнее, даже от звуков из соседних комнат удалось отгородиться.
Только когда начала побаливать голова, пробуждая усыплённую встречей с незнакомцем совесть, Лайсве встала, умылась, оделась и вышла на улицу.
Двор заливало искристое солнце, мороз покалывал щёки. Вчерашний снег стоптался в наледь. На рыночной площади дворники посыпали её песком, чтобы прохожие не поскальзывались, но дальше от ратуши улицы становились более нечищеными и опасными.
Впереди показалась крыша с коньком-птицей. Сверкали на солнце белые стены. Медвяным золотом отливали слюдяные окна в распахнутых резных ставнях. Голубиная станция - вот она. Что ж, была не была!
Лайсве постучала в закруглённую сверху дверь. На пороге показался смотритель-звероуст в белом с синими узорами балахоне и пригласил к широкому столу. На нём горкой лежали длинные узкие полоски бумаги для посланий, стояли чернильницы с гусиными перьями, в ряд были составлены кожаные чехлы.