Наступили сумерки, а внутри дома было уже совсем темно. Я включил светодиодный светильник, подкинул несколько толстых веток в печку и стал сервировать наш первый совместный ужин с момента пребывания на базе «Удочка». Разложив еду, я поставил на печку котелок с водой под чай.
— Как тебе?
— Вкусно, — Крапива оставалась молчаливой и задумчивой.
— Расскажи, что можешь рассказать, — предложил я.
Крапива молча ела пару минут, потом сама себе хмыкнула и начала говорить.
Глава 5
— Когда ты попросил меня вспомнить недавнее прошлое, мне показалось это бредом. Несмотря на все твои фокусы и способности, я не очень понимала, что ты от меня хочешь. Я прекрасно помню, как жила все эти дни, как ездила в Москву и как провела там время. Как вернулась и как жила все эти дни. Ничего необычного. Ты посеял семена сомнения, когда я сказала «валенки» после слова «сгущёнка», а ты это угадал. Потом в порядке шутки я стала выдумывать историю, будто мы видели магазин с таким названием, и ты купил мне белые валенки с калошами тридцать восьмого размера, хотя у меня тридцать шестой. Я была уверена, что выдумала всё это, но ты опять угадал. Будто телепатия какая-то. Когда ты ушёл за водой, я села и честно попыталась что-то ещё вспомнить, но чем больше пыталась что-то в памяти найти необычное, тем больше мне казалось, что всё это фигня, что ничего важного там нет. И в итоге я начала строить планы, как тебя обмануть, чтобы ты поверил, что я что-то вспомнила и отпустил меня. Ничего не вспоминалось необычного, и я на это забила. Тебя не было, потом это рычание, и тут вдруг ты выходишь с медвежонком и медведицей. Так не бывает! У меня дядя, папин брат, — охотник. Он много раз рассказывал, что медведь самец летом не очень опасен, если на него шуметь, он предпочитает свалить, а самый опасный медведь — это как раз медведица, у которой маленькие медвежата. И тут ты приводишь добродушную медведицу и медвежонка. Уже даже имена им дал. Так не бывает!
Крапива уже не скрывала своего волнения. Я молчал и ждал продолжения.
— Когда ты отпустил медведей, я решила ещё раз дать тебе шанс и что-то попробовать вспомнить. И опять ничего. И снова, чем дольше я пытаюсь что-то вспомнить, тем меньше мне кажется это стоящей затеей, и всё больше негатива и недоверия к тебе. Прям совсем негатив. Настолько, что уже чересчур. Я сначала думала, что это всё из-за того, что ты меня похитил, но объективно ты не выглядел настолько уродом, насколько я о тебе думала. Я сижу, ем принесённую тобой ежевику и про себя называю тебя ублюдком и уродом. Неожиданно я поняла, что именно так думала о тебе и на тренировке. То есть ты реально ещё не накосячил, а я уже о тебе думала, как о последней мрази. Это мне показалось странным. Я спросила себя, почему ты плохой? Ответ был: нипочему — ты плохой и всё. Я попыталась тогда представить, что ты хороший и делаешь мне что-то хорошее. В голову пришла странная картинка, я тогда думала, что я её выдумала, но сейчас не уверена, там ты направляешь на меня пистолет, но потом быстро переводишь его на врага и стреляешь в него, чем спасаешь мне жизнь. Потом вообще чушь в голову полезла, что я мешки для трупов покупаю…
— Трёхсотлитровые в «Огороднике» — продолжил я. — Синие.
— КАК?! Как ты это делаешь?! — в полный голос заорала девушка. — Подожди, это реально было? Ты действительно убил кого-то на моих глазах?
— Да. И ты потом поехала покупать мешки, чтобы мы могли вывезти трупы и избавиться от них. Так и было. Но детали не скажу, сама вспомнишь. А что дальше было?
— Твою мать, — уже без особой экспрессии выругалась девушка. Я так думаю, она понемногу начала смиряться с тем, что не всё так просто. Лёд недоверия ещё не взломан, но уже треснул, ну, или подтаял. Тем временем девушка продолжила. — Я, в общем, тогда выбросила это из головы и снова спросила себя, почему ты плохой. В голову полезли всякие ругательства в твой адрес. Я стала их слушать, так как казалось, что их кто-то говорит. Оказалось, что это мой голос. Я, типа, сама себе это говорю. Ну, думаю, раз так, то надо понять, когда это было. И тут начались странности. Я думала, что раз я тебя матом крою, то ты что-то мне сделал, а оказалось, что я просто лежу и мой голос мне всё это говорит. Мой, но будто не совсем мой, немного роботичный, хотя и уверенный. И мне при этом очень плохо. Ты когда рассказывал, что с тобой в психушке сделали, вернее, как ты это вспоминал, ты сказал, что при воспоминании тяжело себя в сознании удерживать, вот именно это со мной и стало происходить. Я чуть не заснула. Вернулась опять к этим словам. Оказывается, они проговаривались снова и снова, причём на двух языках. Один я вообще не знаю, знаю только, что эти слова на нём значат. «Каструп» — значит «мразь». Это вообще странно. Я поняла, что что-то нашла, и стала выковыривать из этого странного воспоминания все подробности. И мне только хуже и хуже было. Голова жутко болела, будто мне мозг изнутри запекали. Глаза болели тоже сильно. Потом стало полегче. Я поняла, что эти фразы и слова в какой-то степени лишились силы. И отношение к тебе тоже изменилось. Уже такой фанатичной ненависти не было. Ты бы знал, сколько я с топором возле тебя спящего простояла, когда ты сегодня спать завалился. Еле уговорила себя оставить тебя в живых. В общем, сейчас я всерьёз готова с собой разобраться. Какой-то мусор в моей голове есть, это я уже поняла. Но, честно скажу, тебе я по-прежнему не очень доверяю.
— Отличный результат. Просто продолжай. Со всем разберёшься. Весь этот мусор главное найти, потом вычищать хоть и противно, но терпимо. Рекомендую в рот что-то мягкое засовывать. Некоторые моменты настолько жёсткие, что даже от воспоминания зубы крошатся. Ну, у меня так было. Давай тогда эту тему оставим на сегодня. На ночь ничего больше не вспоминай, завтра со свежими силами продолжишь.
— Ладно. А ты что будешь делать? Медведей дрессировать?
— Если вернутся, то да. Мне так или иначе надо тренировать свои способности. Раз уж эта штука пришла в мою жизнь, придётся её развивать. Как — я понятия не имею. Буду пробовать. Слушай, но ведь у тебя же тоже есть прямо сейчас суперспособность, — я улыбнулся. — Ты разве не поверила, что можешь определять, вру я или говорю правду? Ты реально это можешь.
— Я в стрессе была, когда ты всё это мне показывал. Я просто посчитала это фокусом, а потом даже не вспоминала об этом.
— Ну, давай ещё раз проверим. Сама можешь придумать, как это сделать. Я могу числа писать, могу предметы прятать — сама придумай.
Девушка уже не воспринимала в штыки всё, что я говорю, поэтому не отказалась.
— Давай. Бумага есть?
— Есть, — я достал из рюкзака чистую тетрадь и ручку. — Что делать?
Крапива взяла тетрадь, вырвала лист, аккуратно разорвала его на четыре прямоугольника и подписала каждый своей фамилией. Дала мне один из этих кусочков бумаги.
— Я отвернусь, а ты напишешь любое число. Вообще любое, а потом я буду угадывать.
— Хорошо. Мнимые числа тоже можно?
— Не выпендривайся. Мнимые нельзя. Иррациональные тоже нельзя, — сделала меня на моём поле Крапива. Всё-таки у меня высшее техническое, а она гуманитарий.
— Ладно, ладно, — я примирительно поднял руки, сдаюсь.
Девушка отвернулась, а я написал на листочке «–113,5». Самому интересно, как она угадает это число. Спрятав бумажку в карман штанов, я произнёс:
— Написал.
— Я не буду каждый раз говорить врёшь ты или говоришь правду, просто отвечай что хочешь, а я буду вопросами искать это число.
— Давай попробуем.
Крапива взяла тетрадь и стала задавать мне вопросы, помечая у себя ответы.
— Больше десяти?
— Да.
— Больше пяти?
— Нет.
— Одно из этих: ноль, один, два, три, четыре?
— Да.
— Дробное число?
— Нет.
— Десятичная дробь?
— Нет.
— Знак после запятой один?
— Нет.
В итоге Крапива потратила совсем немного времени и угадала моё число. Я достал из кармана бумажку и показал ей.
— А с другими я так могу? — не особо и удивилась девушка.
— Не знаю, надо проверить при случае. Чай будешь?
— Давай.